Колымский тоннель

Ах, Вася, я жила в этом сне, как в собственном детстве. Они все такие… Не знаю, какие. Такие, как я сама. Пятый класс! Человек верит в чудеса, в неизбежность счастья, в достижимость любой цели и в собственное бессмертие!

Я шла по тропинке, как пчелиная матушка, с роем девочек, висящих на моих руках. Мальчики прыгали впереди. И вот — большая поляна, а на той стороне — обгорелый танк, стволом в небо. Я ничего не успела! Мальчики, все девять, закричали "ура" и бросились через поляну. Они бежали вприпрыжку, трава и цветы были им по пояс, и первая коротенькая мысль была у меня о том, что скоро и сюда придут с косами и поставят здесь несколько стожков. Но тут же я вспомнила, как безрукий сапер-председатель напоминал в последний приход: "Если в лес, то только по тропинкам, а лучше бы и вовсе пока не надо". Они доскакали уже до середины поляны. Как раз до самой середины. Они очень шустро скакали. Плотной стайкой. Я сделала большой вдох, чтобы закричать, вернуть их, но над поляной уже взлетела грязная тучка, потом воздух лопнул, потом резануло по веткам над нашими головами, обсыпало листьями и щепками, и девочки отпустили мои руки и присели. И завизжали. А я стояла столбом и смотрела на тучку. И ни один из моих мальчиков не скакал. Все куда-то делись.

Я бросилась туда.

Девочки завизжали вслед еще сильнее. Я точно знала, что они не побегут следом, и не беспокоилась за них. А мне нужно было непременно и скорее — ТУДА.

Метров за двадцать до места взрыва трава была выкошена или повалена — бежать стало легко. Я вбежала в грязный круг. Среди минной вони и копоти все они лежали неподвижно, срезанные, как травинки, как цветочки.

Я должна была быть с ними. Я не могла без них.

И вот я начинаю бегать вприпрыжку вокруг, точно так же, как бежали они. Я изо всех сил топаю ногами и бормочу, очень сосредоточенно бормочу: "Вот она! Вот она! Вот она! Вот она!" Уже не бегаю, я скачу двумя ногами, будто в классы играю: "Вот она! Ну вот она!" А ее нет, нет и нет, МОЕЙ мины. Она здесь, мины по одной не стоят, здесь минное поле, а в девочек не попадет, проверено…

Я замечаю краем глаза, как убегают мои девочки. Они умницы, они приведут взрослых. А я тем временем найду… "Вот она, вот она!.."

Я истоптала всю поляну, до самого танка, ничуть не устала, а мины все нет. Вот уже по тропинке крадется машина, люди прыгают через борт. Я в отчаянии, мне здесь нельзя, я к мальчикам… Вот она! Меня подбрасывает, разрывает, мне легко, я бегу к танку вместе с моими мальчиками, трава нам по пояс… Опять мина! Опять меня разрывает, еще легче мне… А люди набегают, прямо по минному полю, хватают меня и ведут. Я стараюсь вырваться к мальчикам, а они успокаивают, что все хорошо, все в порядке, мальчики придут ко мне…

Потом меня отпускают из рук, уже в больнице. Делают уколы, я засыпаю, мне снится поляна, танк, мальчики, я бегу вместе с ними, нас вместе разрывает, мы вместе просыпаемся… Я одна в больнице.

Окончательно я проснулась как безумная. Очень хотелось на минное поле. И я решила, что с меня довольно: это намек, чтобы выметалась, иначе душа и в самом деле разорвется. Такэси с Розой уже перебрались в новое жилье, незачем было ночевать в мастерской. И я вернулась в пирамиду.

Однако оказалось, что мастерская вовсе ни при чем. Сразу, в первую ночь, я увидела такой же реальный сон, как под землей. И опять нехороший. Вот он.

9. Сон о предательстве

Идеальная семья. Все, что только можно придумать. Взаимная любовь. Полный достаток. Отец — научный работник, изобретатель, одна стена в кабинете — вся в патентах. Сын — умница, красавец, матер спорта по самбо и по парашюту, студент-физик, весь в отца. А я — мать. Мои два мужчины меня обожают, угадывают желания. Я — преподаю в музыкальном училище, выступаю в филармонии и лучше всех в мире готовлю. Больше всего мы любим пиццу. (Ей-богу, Вася, название запомнила, а как готовить — забыла). Есть эту пиццу лучше всего горячей, все наши вечера начинаются с ней. Пицца и чай. И разговор под хорошую тихую музыку. Вот сколько надо для семейного счастья.

Однажды сын задерживается в институте (он защищает диплом), а муж приходит расстроенный и спрашивает, слушала ли я радио. Я слушала. И мы обсуждаем революцию в соседней отсталой стране (в какой — не помню). Вместе готовим пиццу на троих и говорим о международной политике — чем не прелесть? Революционное правительство попросило нашей помощи. Помощь оказана мгновенно — наши десантные войска уже в столице. муж презрительно говорит: "Так торопились помочь, что успели раньше революции". Я слаба в политике, я прошу уточнить. Он взрывается: "Нечего уточнять, это не революции. Это НАШ военный переворот. Теперь начнется НАША оккупация". До меня это доходит по-своему: "Не скажи это при Игорьке". Муж отвечает: "Разумеется. Это не его грязь".

Пицца уже холодная, когда возвращается Игорек. "Почему так задержался?" "А вы слышали, что делается в…?" (Он называет ту самую страну).