Кома

– Да. Я знаю, что не всё. У меня надежда только на вас, на ваше поколение, которое уже накушалось демократии и насмотрелось на привнесение варварам свободы извне, с патрульными «Брэдли» на перекрёстках и расстрелами больниц высокоточным оружием в прямом эфире центральных телеканалов. Сейчас русские девки снова начали рожать, и ты, Колька, ни в чём не виноват, – разве что не женился до сих пор, но… Поколение, между твоим и твоего отца, – оно просрало нашу страну. Променяло на «Кока-колу» и показ «Врага у ворот» с мочением русских ублюдков по 1-му каналу на красные праздники. Ты уж меня извини…

Николай молчал. Он не был согласен со всем, что говорил старик, но ответить ему было нечем. В первый раз после смерти деда Андрея он назвал Алексея Степаныча дедом вслух.

Алексей Степанович Вдовый, капитан 1-го ранга в отставке, тоже молчал. Он заметил оговорку парня, и она взяла его за сердце так, как не брали слова его собственных внуков и внучки и их соплюшечек: Витеньки, Антона, Кати, Юрки. В стране снова рождаются мальчики. Аскольд был для него своим. Он был похож не только на Андрея, когда тот, зелёный от смертельной, многодневной усталости, кромсал людей в операционной звенящего, раскачивающегося нутра их крейсера. Он был похож на всё их поколение, вынесшее на себе несколько войн: одну за другой, когда траки танковых групп Гота и Гудериана рвали страну, а стук радиометронома отсчитывал ленинградцам минуты жизни между авианалётами. Их проредило страшно, навсегда, оставив по паре парней и неполной дюжине девчонок в каждом классе их школьных выпусков за десяток лет. Но они вытащили страну на себе. Сейчас подходит очередь этих ребят.

– Коля, – ласково сказал ему сказал дед. – Ты на меня не сердись. Я старый параноик. Я верю, что пока не утопят нашу последнюю подлодку, и пока «антитеррористические силы» «в интересах сохранения международной безопасности», и в наших собственных интересах, как нам будут долго и убедительно рассказывать по телевизору… Пока они не возьмут под контроль нашу последнюю ядерную дуру, кто-то на той стороне океана предпочтет не рисковать. Потому что никогда не сможет быть уверен на сто процентов, что в правительстве или в этой самой ракетной шахте не найдётся хотя бы один настоящий русский мужик с яйцами. Вроде тебя.

Николай улыбнулся и положил деду руку на плечо. Тот повторил его жест не потеряв ни секунды, и они так и застыли обнявшись на вогнутом, всклокоченном пледами диване.

«Дед, как мне тебя не хватает…» – сказал в чёрную пустоту перед глазами Николай, которого дед назвал Аскольдом. «Как мы тебя не уберегли?».

Они разогнулись и посмотрели друг на друга: глаза у обоих, слава Богу, были сухими. Николай постарался улыбнуться и соскочил с дивана, придерживая бок рукой и включив выключатель над журнальным столиком. На часах было уже 7.20, давно пора было вставать.

– Давай, парень, – произнёс дед Лёша, тоже вставая и покряхтывая, держась обеими руками за поясницу. – Сейчас моя Наташка проснётся, будет тебя завтраком кормить. Ко скольки тебе?

– К 8.45.

– Успеешь. Но, знаешь что… Эти твои догадки – это ерунда. Дело в чём-то другом.

– За мной ходят, дед, – сказал ему Николай вместо ответа на прямой вопрос. Отвечать было нечего; сейчас, окончательно проснувшись, он думал точно так же.

– В смысле?

– Ходят. Смотрят со стороны. Давят на нервы. В субботу я ехал в метро и чуть не свихнулся от страха, что сейчас что-то случится. А когда меня резали – ничего. Нормально. Сбежал, радовался, а теперь думаю: а если это он -Дашу…

Задержавшийся в проёме двери, пока он одевался, Алексей Степаныч поводил челюстью влево-вправо, будто жевал язык.

– Тогда… Когда тебя резали, подойдя сзади. Ты через правое плечо повернулся?

– Нет.

Николай задумался на минуту, – как оно было.

– Через левое, – не очень уверенно сказал он. – Но это не просто поворот был. Я вот так…

В одних джинсах он прошёлся по комнате и показал.

– Молодец, – без иронии сказал дед, посмотрев. – Меня в своё время в госпитале один наш лётчик научил, что когда подходишь, – то если нужно, чтобы тебя не видели до последней секунды, надо подходить справа. Если человек услышит или почувствует тебя сзади – он, скорее всего, обернётся налево. Но то, как повернулся ты – это выход. Прямо балет.

Они разговаривали уже почти в полный голос. Наталья Евгеньевна прошла по коридору, заглянула в комнату на полуодетого Николая, и ушла в ванную. Зашумела вода.

– Приходи вечером, – приказал дед Лёша. – Я за это время как следует подумаю. В моём возрасте это дело не быстрое. И не бери в голову то, что я тебе сегодня наговорил. Это так, – возрастное. Меня жена второй год пилит, что я старый параноик.

«Угу, а я себя – что молодой» – подумал застёгивающий пуговицы той же рубахи Николай. «Вот такая у нас семейка. Как там, у Ильфа в «Записных книжках»: «Два брата шизофреника, два брата неврастеника»». Он улыбнулся деду, хотя радоваться было нечему, да и шутка была невесёлая. К разуму, своему и чужому, нужно относиться с уважением.