Кома

– И так как мне пришлось превысить свои полномочия и нажать на все кнопки, так сказать, то я бы хотел, чтобы ты никому не распространялась об этом визите. Я должен сознаться, что мне пришлось приложить определенные усилия, чтобы выбить тебе разрешение. Я это говорю не потому, чтобы ты ощущала себя обязанной, а просто хочу дать тебе понять, что это – некое частичное возмещение за то, что я не смог восстановить тебя в Мемориале. Директор заявил мне категорически, что никого не пустит, кроме тебя. Они могут пускать туда группы посетителей, только когда имеют время приглядывать за ними. Это весьма специфическое место, ты сама увидишь. Будет очень неприятно, если ты приведешь туда кого-нибудь еще. Иди одна. Ты поняла меня, я надеюсь?

– Конечно.

– Ну тогда дай мне знать о своих впечатлениях об этом Институте. Я еще там сам не бывал.

– Огромное спасибо, доктор Старк. Да, здесь есть еще одна штука... – Сьюзен подумала, стоит ли говорить Старку о втором нападении Д'Амброзио. Потом решила, что не надо, так как вчера он хотел, чтобы Сьюзен пошла в полицию. Сейчас он стал бы настаивать на этом. А Сьюзен еще не хотела обращаться в полицию, еще нет. Если за этим делом скрывалась преступная организация, было бы наивно думать, что у них не было плана защиты против таких непредвиденных случайностей, чтобы избежать полицейского расследования.

– Я не уверена, что это важно, – продолжила Сьюзен. – Но я нашла вентиль на кислородной линии, ведущей в операционную номер восемь в оперблоке. Он расположен прямо возле центральной шахты.

– Возле чего?

– Основной шахты, по которой проходят все трубы в здании сквозь этажи.

– Сьюзен, ты меня потрясаешь. Как ты это узнала?

– Я забралась в пространство между наборным и настоящим потолком и проследила газовые линии от оперблока.

– Пространство между потолками! – Старк гневно повысил голос. – Сьюзен, ты заходишь слишком далеко. Я не могу понять, зачем ты туда полезла.

Сьюзен подумала, что сейчас разразится гроза, как это было в случаях с Мак-Лири и Гаррисом. Но в воздухе повисла пауза. Наконец, Старк нарушил ее.

– Ладно, во всяком случае, ты выяснила, что на кислородной линии от операционной номер восемь есть дополнительный вентиль. – Его голос звучал почти нормально.

– Ну да, – осторожно сказала Сьюзен.

– Так, я думаю, что знаю, что это такое. Я председатель комитета по планировке оперблока, как ты можешь догадаться. Это может быть клапан для выпуска пузырей воздуха при заполнении системы газом. Но в любом случае я проверю и удостоверюсь, так ли это. Кстати, как фамилия пациента, которого ты хочешь повидать в Институте Джефферсона?

– Шон Берман.

– Ах, да, я вспоминаю этот случай. Он был совсем недавно. У Спаллека. Менискэктомия, мне кажется. Да... трагедия, тридцатилетний мужчина. Просто позор. Ну ладно, удачи тебе. Скажи, ты сегодня не была в ветеранском госпитале?

– Нет, спазмы держали меня в кровати все утро. Но завтра, я уверена, все уже будет в порядке, и я вернусь на занятия.

– Надеюсь, что так, Сьюзен, для твоего же блага.

– Спасибо вам за участие, доктор Старк.

– Не за что, Сьюзен.

Разговор прервался, и Сьюзен повесила трубку.

* * *

Грязные перчатки упали в корзину, стоявшую позади лотка с тампонами. Тампоны, лежавшие в лотке, были окровавлены. Медсестра зашла за спину Беллоуза и развязала на шее тесемки его операционного халата. Беллоуз сбросил его в корзину у выхода из операционной и вышел.

Это была неосложненная резекция желудка, операция, которую Беллоуз всегда любил делать. Но в это утро мысли Беллоуза крутились не здесь, и, соединяя двухрядным швом культю желудка с кишкой, Беллоуз испытывал не удовольствие, а утомление. Он не мог перестать думать о Сьюзен. Его мысли витали между нежной озабоченностью, перемешанной с угрызениями совести, когда он вспоминал свои слова, которыми проводил Сьюзен прошлой ночью, и сознанием собственной правоты. Он и так уже зашел слишком далеко, рисковал слишком многим, а было совершенно ясно, что Сьюзен абсолютно не имеет намерений прекратить свое идиотское путешествие к профессиональному самоубийству.

С другой стороны, волнующие воспоминания о предыдущей ночи были еще живы в душе Беллоуза. Его реакция на Сьюзен была такой естественной, такой непосредственной. Они занимались любовью так, что оргазм не был самоцелью, а только средством познать друг друга. Это было удивительное чувство общности. Беллоуз прекрасно осознавал, что Сьюзен нравится ему очень сильно, несмотря на то, что он знал ее очень мало, и несмотря на ее ослиное упрямство.

Беллоуз продиктовал протокол гастрэктомии в микрофон магнитофона привычным в таких случаях монотонным речитативом, заканчивая каждое предложение обычным словом "точка". Потом он пошел в раздевалку, чтобы переодеться в свою одежду.