- О! Сегодня я была на балете.
- Что давали?
- "Спартак".
- Здорово!
- Да. Это было прекрасно.
- Как столица?
- Чисто, цивильно, красиво.
- Я рад. Как самочувствие?
- Превосходно.
- Это хорошо. Когда планируешь возвращаться домой?
- Пока не знаю. Думаю, еще несколько дней погощу в Столице, и еще денек в Неверске.
- Мы все скучаем. Дети передают тебе привет.
- И я вас люблю и целую.
- Я рад, что с тобой все в порядке.
- Не волнуйся за меня. Я позвоню завтра.
- Отлично. Целую.
- И я тебя.
6.
День шестой.
В восемь меня разбудила Варя. Робко, очень тихо она вошла в комнату и приблизилась к окну. Я окончательно проснулась от того, что она со всей силы, на какую только была способна, рванула тяжелую гобеленовую портьеру и впустила в спальню новый день.
Я потянулась и спросила у малышки:
- Какая погода на улице?
- Плохая, тетя Женя. Холодно и идет дождь. Вам нужно одеться потеплее.
Я прислушалась. Действительно, капли дождя громко барабанили в окно. В такую погоду тащиться на какой-то завод жуть как не хотелось, но, судя по всему, выбора у меня не было.
Варя подняла ясные глазки и в ее совсем недетском взгляде, я прочла заботу и желание сделать для меня что-то хорошее.
- Вам еще нужно взять зонтик. У вас есть зонтик? - деловито поинтересовалась девочка.
- Да, милая, не волнуйся. Зонтик у меня есть. А ты уже ела?
- Да. Мы завтракаем в шесть.
- Понятно, - отозвалась я и неохотно вылезла из теплой постели.
- Она приказала передать вам, что завтракать с вами не будет. Она уже уехала в правительство. И Разумовский заедет за вами в девять. А еще мне приказали спросить у вас: где вы будете завтракать, здесь или в столовой?
- В столовой, Варенька.
- Хорошо, я передам. Я могу уже уйти?
- Да, милая, можешь.
Девчушка выбежала из комнаты, а я отправилась в душ. Спустя полчаса я уже сидела в столовой и пила кофе. Варя крутилась возле меня, пододвигая поближе ко мне то масленку, то сахарницу, то хлебницу. Это наивное желание маленькой Послушницы угодить мне, вызывало с одной стороны жалость, а с другой чувство умиления. В столовой мы были одни, поэтому девочка не боялась проявлять свою заботу обо мне, выражая тем самым благодарность за проявленное мною вчера простое человеческое желание хоть чуть-чуть порадовать ее. Это милое создание всю жизнь будет вынуждено кому-то прислуживать, угождать и безмолвно сносить издевательства и унижения. Беззащитная и доверчивая, она пройдет все круги ада пока не осознает, что родилась свободной и никому не принадлежит, кроме себя самой. Но я надеялась, что совсем скоро все изменится. И маленькая Варя, и Игорек Гольский, как и многие другие дети-Послушники, обретут свободу и найдут свой дом, где ощутят любовь, понимание, ласку, заботу и нежность. Все то, чего лишили их нелюди, живущие за высокими бетонными стенами своих дворцов.
Наше уединение нарушила вошедшая в столовую надзирательница.
- Госпожа Свенсон, машина господина Разумовского уже у ворот, - хрипло доложила Светлана и строго выкрикнула, злобно сверкнув водянистыми глазами в сторону девочки: - Варька, марш отсюда! Тебя уже ждут в классе.
Малышку как ветром сдуло, а я укоризненно покачала головой:
- Ну, зачем вы так, Светлана! Мне кажется, девочка может здесь находиться и общаться со мной.
- Нет. Ее место сейчас в классе. Детям запрещено разговаривать с посторонними людьми, а особенно с гостями хозяйки. А эта дура ведет себя слишком навязчиво и развязно. Она будет наказана.
- Да за что? - воскликнула я.
- За то, что не выполняет требований хозяйки.
- Не смейте трогать девочку! - гневно вскричала я. - У вас нет прав наказывать ее!
- Есть, - односложно сказала надзирательница и вышла из столовой.
("Да... Местные порядки здесь жестокие. Бедная девочка...").
Я вернулась в свою комнату, напялила теплый свитер и сменила туфли на ботильоны на низком ходу. Порывшись в дорожной сумке, нашла зонтик и вытащила из шкафа куртку. Дождь по-прежнему лил как из ведра.
Спускаясь по лестнице и проходя через двор, я не увидела ни одного человека. Особняк будто вымер. Создавалось ощущение застывшей безжизненности, пустоты и безысходности. Бассейн без воды, фонтан без веселых струй воды, стремящихся вверх и мокрая, едва шевелящаяся листва деревьев. Сейчас я словно находилась на сцене какого-то второсортного театра с отвратительной бутафорской обстановкой, специально изготовленной для плохонькой пьесы. Настоящим и живым был только барабанящий по листве дождь.
Я вышла за ворота и направилась к огромному черному внедорожнику. Водитель, мужчина средних лет с выправкой военного, выскочил из машины и распахнул передо мной заднюю дверцу. Я забралась в салон и оказалась в объятьях Разумовского.
- Привет, Женька! Рад тебя видеть. Как тебе погодка?
- И тебе привет, Вовчик, - как можно веселее поздоровалась я. - Погодка шепчет.
- Я в семь часов получил свежую сводку погоды. Не волнуйся, часам к двенадцати распогодится.
- Хорошо бы.
- Ты действительно хочешь сегодня поехать на завод? - с наигранной веселостью поинтересовался Разумовский.
- А у меня есть выбор?