Читаем Команда начинается с вратаря полностью


ОТ АВТОРОВ


Мы не ставили цели писать книгу. Она родилась сама собой из разговоров, споров, встреч, которых за годы нашего знакомства набралось немало. И начать ее не могли долго - тому были свои причины. А когда приступили к ней, то решили, что, закончив рукопись, вернемся назад и расскажем читателю, что все-таки побудило каждого из нас взяться за перо.

Пусть сказанное нами чуть ниже не будет воспринято как дежурное откровение авторов. Просто давайте считать это короткое вступление словами приветствия при встрече будущих друзей.

Р. Дасаев: Признаюсь, я долго колебался, прежде чем согласился работать над этой книгой. И решился лишь тогда, когда почувствовал, что все, о чем собираемся рассказать, будет интересно тем, кто предан футболу, кто по-настоящему любит эту удивительную игру. Именно благодаря ей мне выпало счастье познакомиться со многими замечательными людьми. Каждому из них я обязан всем, чего удалось сегодня достичь.

Это тренеры, научившие меня играть, не бояться трудностей, умению терпеть.

Мои партнеры по родному «Спартаку» и сборной, с кем выходил и выхожу на поле.

Это, наконец, болельщики, наши самые строгие судьи, - чуткие, требовательные, справедливые.

Все они - герои этой книги, через которую я хочу отблагодарить их за доверие, заботу и доброжелательность, без чего вратарю в футболе себя не обрести.

А. Львов: Не скрою, уговорить моего соавтора взяться за перо было делом нелегким. Будучи человеком скромным, Ринат напрочь отвергал на сей счет любые предложения, считая, что писать подобные книги удел «звезд», к коим он не принадлежит.

Лед тронулся лишь тогда, когда удалось убедить его, что отдельные эпизоды из жизни Дасаева - только фон для рассказа о людях футбола, посвятивших ему всю свою жизнь. О тех, кто помогал ему с первых шагов в спорте и по сей день рядом с ним, кто дорожит своим добрым именем тренера и игрока, кто любит сам футбол, а не себя в футболе.

Вот почему все главы в ней не просто рассказывают о каких-то отдельных событиях из жизни вратаря, а служат еще и темой разговора о сегодняшних проблемах футбольной игры, для обсуждения которых по окончании каждой из них мы избрали форму диалога.

И если он будет продолжен между читателями после того, как они перевернут последнюю страницу книги, авторы будут считать свою задачу выполненной.


НА ТРАМВАЕ В ФУТБОЛЬНОЕ ДЕТСТВО

От Москвы до Астрахани всего пара часов лету.

Не успеешь толком просмотреть газеты и журналы, купленные перед рейсом во Внукове, как предупредительная стюардесса уже объявляет: «Наш самолет произвел посадку в аэропорту одного из старейших русских городов...»

Астрахань... Я снова дома.

Уже не первый год живу я в Сокольниках - одном из самых уютных и зеленых районов Москвы, но и астраханский дом, где остались отец Файзарахман Салимович, мать Шафика Хусаиновна, старший брат Рафик, да и все, с кем я рос, ходил в школу, гонял мяч и бегал на Волгу купаться, остается моим.

Так уж, видимо, устроен человек, что, покинув город своего детства, он время от времени возвращается в него хотя бы воспоминаниями. И черпает именно в них силу, необходимую ему, чтобы выстоять, не потеряться, не сбиться с намеченного пути...

Когда в напряженном календаре сезона или сверхплотном тренировочном графике удается выкроить несколько свободных дней, я, наскоро набив дорожную сумку подарками, мчусь во Внуково, чтобы через пару часов полета еще раз воочию заглянуть в собственное детство.

К вечеру, когда я доберусь до знакомого двухэтажного дома на улице Маркина, в не слишком просторной, но очень уютной родительской квартире соберутся все близкие. Мама накроет на стол, посредине торжественно поставит мой любимый яблочный пирог. Начнется долгий неспешный разговор о житье-бытье.

Мама же, дав возможность мужчинам вдоволь наговориться, задаст лишь один вопрос, которым, наверное встречают сыновей после разлуки все матери: «Ну, как ты там, сынок?..»

Я, как обычно, отвечу, что настроение и здоровье в порядке и повода для волнений нет. И при этом улыбнусь, чтобы она поверила. Зачем ей знать, что недавние неприятности в чемпионате и колено, которое не проходит вот уже вторую неделю, заставляют постоянно нервничать.

Утром, наскоро перекусив, я сяду в трамвай номер три, выберу свободное место у окна и отправлюсь на берег Волги к стадиону - в свое футбольное детство...

Плавать я тогда еще не умел. Из-за чего необычайно переживал.

У нашей соседки по дому, тети Шуры, был внук Саша, которого его родители - моряки, уходя в рейс, отправляли к бабушке в Астрахань. Мы довольно быстро сдружились. И я вскоре узнал, что Сашу волнует та же проблема, что и меня, - как научиться плавать.

И вот, уступив нашим долгим и настойчивым уговорам, тетя Шура повела меня и Сашу в спартаковский бассейн.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное