Член Союза студентов-коммунистов говорил не про Вьетнам и возможные действия, а про полмиллиона безработных на пятьдесят миллионов населения (Вася еще удивился, что так мало), про два миллиона человек, получающих минимальную зарплату, но его быстро зашикали и согнали на место.
Наиболее ожесточенно наскакивали друг на друга представители двух маоистских группок — самый страшный враг тот, кто наиболее близок к тебе по взглядам. Что логично, любая такая группа возникает, как правило, в результате идеологических расхождений, им сразу же после раскола гораздо важнее обозначить водораздел, чем заниматься реальной борьбой. Потому-то и держатся за свои доктрины, как фанатики за Коран или Библию, потому-то и осуждают каждого, кто имел неосторожность усомниться и отклониться. «Претензия на монопольное обладание истиной» — всплыло в мозгу. А раз правы мы и только мы, то все, нам возражающие — предатели, провокаторы, сволочи и тупорылые ублюдки.
Нормальное впечатление производили только анархисты, не долбившие затверженное, а изъяснявшиеся живой человеческой речью с шутками и подколками. Впрочем, было видно, что они выступают больше ради эпатажа, но студентам даже такой стиль нравился куда больше догматического — большинство из них происходили из добропорядочных буржуазных семей и догматизма, политического, католического или какого еще, накушались в своей недолгой жизни до отвращения.
Когда выступавшие пошли обличать друг друга по второму кругу, к столу ведущего наконец пролез Дебре и получил слово:
— Товарищи! Сегодня у нас в гостях товарищ из Боливии, партиз…
Вася сделал страшные глаза и незаметно показал трепачу кулак, Режи поперхнулся и вырулил на то, что гость знаком с партизанским движением. Аудитория оживилась — ну в самом деле, сколько можно по каждому поводу перетирать давно набившие оскомину догмы, а тут настоящий партизан! Быстренько нашлась студентка-каталонка из Руссильона, хорошо знавшая испанский и назначенная переводчиком вместо Дебре. Нет, он-то переводил нормально, но он же препод, как можно поручить такое ответственное дело представителю реакционной профессуры!
— Товарищ, Че в Боливии? — почти сразу выкрикнул курчавый паренек, стоило только Васе дойти до стола.
— В Боливии действуют команданте Рамон и Тупак Амару, второй точно не Че, про первого уверенно сказать не могу.
— Вы их видели? — стрельнула на касика глазами рыжая и зеленоглазая бретонка с задорно торчащей грудью и в мини-юбке, открывавшей взору стройные ножки и соблазнительные коленки.
Отказать девушке таких выдающихся достоинств Вася не смог и скромно подтвердил, что видел команданте Амару.
Вопросы посыпались как из дырявого мешка — вы воевали? Как индейцы относятся к учению Мао? Участвовал ли пролетариат Сукре в захвате города? Какие потери понесли американские империалисты при разгроме батальона рейнджеров? Вы женаты?
Задавшую последний вопрос девицу обхихикали — сексуальная революция разворачивалась во всю ширь и взрослые люди имели безусловное право спать с кем угодно и когда угодно, невзирая на браки, и прочие буржуазные условности. Судя по собравшимся, взрослыми они считали всякого старше восемнадцати лет, в первую очередь себя.
Некий стратег высунулся с идеей о том, что партизанское движение индейцев по сути своей не может быть марксистским, а взятие Сукре — акция авантюристическая, мелкобуржуазная и как бы не реакционная. Стратегу насовали в панамку и, удовлетворив первое, самое жадное любопытство, позволили Васе вставить слово о партизанской войне в Боливии.
По мере рассказа в аудиторию набежало еще народу, а лица слушателей вытягивались все больше и больше. Оказалось, что партизанская война это не бдыщь-бдыщь-пиу-пиу-ура-ура, а жизнь без крыши над головой и — о ужас! — без горячей ванны и круассанов по утрам. Кожные болячки от слабой гигиены и насекомых, потертости от долгих маршей, раны и контузии, малярия и прочие мелкие радости «борьбы за свободу». Очень пришибло собравшихся сравнение веса, который каждый из них ежедневно со стонами тягает в университет и веса опорной плиты миномета, навьюченной на третьего номера расчета помимо основной выкладки.
На возражения о «революционном духе» и высокой сознательности касик привел пример собранных в один отряд студентов из Ла-Паса, Санта-Круса и Кочабамбы — самое проблемное подразделение во всей партизанской республике. Если кечуа или аймару попросту тащат задачу, как бы тяжела она ни была, то высокоученые индивиды требуют комфорта и все время норовят устроить митинг и голосование.
— А кечуа, значит, тупо выполняют приказы? — ехидно спросил патлатый анархист.
— Именно так, самоуправление в бою не работает. Даже те индейцы, кто прошел школу и получил некоторые познания в революционной теории, гораздо лучшие бойцы, чем сколь угодно идейные студенты.