— Все будет хорошо! — сказал он, выдержав испытующий взгляд жены. — Подеремся стенка на стенку, пустим юшку, подотремся и разойдемся до новых встреч. Впервой что ли?
— Ты из меня дуру только, пожалуйста, не делай товарищ Кравцов! Налей! — Реш открыла коробку с папиросами, достала одну и уже потянулась за спичками, когда Макс поднес к ее папиросе пахнущий бензином огонек зажигалки. У Кравцова был швейцарский "Dunhill", привезенный ему в подарок из Германии Семеном Урицким.
Дав Реш прикурить и закурив сам, он неспешно разлил коньяк по высоким граненым рюмкам и только хотел произнести какой-нибудь подходящий по смыслу тост, как вдруг зазвонил телефон. Даже люди с крепкими нервами порой дают слабину — Макс вздрогнул, и сердце провалилось, и на висках выступила испарина. Не то чтобы ему никогда не звонили ночью. Что характерно, ночью телефонировали даже Рашель, а уж начальнику Военконтроля и подавно! Но этот звонок… В нем было нечто отчаянное, ужасное. Что-то такое, отчего земля уходит из-под ног и в прямом, и в переносном смысле.
Макс подошел к аппарату, снял трубку.
— Але! — сказал он. — Кравцов на проводе.
— Макс Давыдович! Это Коноплев из Реввоенсовета! Срочно приезжайте, Лев Давыдович просил как можно скорее!
— Что случилось?
— Беда! Нарком в больнице, прободение язвы!
"Твою мать! — ошалело подумал Кравцов, кладя трубку на место. — Не судьба, значит… Вернее, судьба…"
— Или-или, — пожал плечами Макс. — Если сомнут вас, а вас теперь непременно сомнут, нас всех по этапу отправят, не сомневайтесь! Возможно, не сразу, но конечный пункт — подвал на Лубянке…
Он прекрасно представлял себе, что сейчас происходит с Фрунзе. Было пять часов утра, а перфорация произошла[76]
, по-видимому, около полуночи. Как ни странно, этот раздел физиологии и патологии желудочно-кишечного тракта Кравцов помнил в мельчайших подробностях, словно учил тему буквально вчера. Все симптомы, периоды, и все опасности…"Наверное, поднял что-то тяжелое или резко нагнулся, — решил Макс, едва услышав о случившемся. — И возраст у него для прободения самый подходящий… Господи, но как же ему больно сейчас!"
Период болевого шока длится шесть — семь часов, а беда случилась загородом, и, обколов наркома морфием в местной больничке, его везли сейчас на машине в Москву.
"Выраженное напряжение мышц живота… резкая бледность кожи… дыхание прерывистое…"
Выехали около часа назад, значит, еще три-четыре часа в дороге, и каждый толчок на выбоине отдается нестерпимой болью в животе…
"Пульс замедлен… артериальное давление низкое… возможно, возбуждение…"
Если довезут живым, это будет уже в семь — восемь часов утра. Вторая фаза: мнимое благополучие.
"Боль спадет, но зато вплотную приблизится опасность гнойного перитонита…"
Срочное хирургическое вмешательство может помочь, но Кравцов почему-то сильно сомневался в исходе. Сильные боли могли убить Фрунзе и сами по себе, но у глубокой анестезии имелись свои собственные опасности, которые, кстати, и вызвали по официальной версии смерть Михаила Васильевича в той, другой реальности.
"Срочная операция… Но кто и когда? И как?"
Как ни хотелось думать о хорошем, в голову лезли черные мысли. И, судя по нервной суете в Реввоенсовете, не у него одного…
— Или-или, — пожал плечами Макс, отвечая на не заданный, но подразумеваемый контекстом разговора вопрос. — Если сомнут вас, а вас теперь непременно сомнут, нас всех по этапу отправят, не сомневайтесь! Возможно, не сразу, но конечный пункт — подвал на Лубянке…
— Глупости! — резко, едва ли не с гневом, возразил Троцкий. — Вы понимаете, что несете, товарищ Кравцов?!
— Глупости… — Кивнул Макс. — Тогда вот, извольте ознакомиться, товарищ Председатель Реввоенсовета.
История повторялась, только Ульянова не надо было пугать, а вот Троцкого к победе приходилось гнать шпицрутенами. И папочку эту с несколькими заветными документами Макс готовил не зря. Не напрасно хранил, рискуя головой. Момент настал, и странички эти, сохранившиеся не в сейфе, а в тайном Марусином схроне еще с лихого двадцать третьего, явились взору всесильного — как думали некоторые — члена Политбюро.
— Что это? — нахмурился вождь.
— А вы посмотрите. — Предложил Кравцов. — Не пожалеете. Весьма интересное чтение…
— Хм. — Троцкий глянул остро сквозь овальные линзы пенсне, перевел взгляд на тонкую стопку документов. — Что это такое?
— Судьба Русской Революции, — вполне серьезно ответил Макс.
Перед тем, как явиться к предреввоенсовета, он успел заскочить в "библиотеку". Как чувствовал. Впрочем, если Фрунзе умрет, а он, скорее всего, умрет, то документы эти последняя возможность спасти Реш, Революцию, и свою голову тоже.
— Нашли время… — Но все-таки Троцкий взял папку в руки, открыл, стал читать.
— Вы… — Сказал он через минуту, но мысль оборвал, с шелестом перелистнув страницу…