Командир Марсо

— Вы не рядовой член партии, а ответственный руководитель. Согласно нашим данным, вы связаны со всеми партийными организациями юго-западного района Дордони. В наших сведениях упоминается также о ваших связях с военным руководством отрядов Ф.Т.П., действующих в том же районе. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Я признаю, что мое имя — Мари Верной. Я горжусь тем, что принадлежу к Французской коммунистической партии. Под ее руководством я действовала как патриотка, защищая свою родину. Я ни в чем не раскаиваюсь и лишь сожалею, что не имела возможности сделать больше. А теперь вы можете меня убить. Больше вы ничего обо мне не узнаете.

— Разве речь идет о вас? — проговорил, сдерживая досаду, офицер. — Вы у нас в руках. Следовательно, сами вы нас больше не интересуете. Речь идет о других.

— Бесполезно продолжать, — ответила Роз.

— Мы, собственно, еще и не начали, — сказал офицер. — Вы, полагаю, знаете, что в этом доме обычно говорят всё…

— Это не в моем характере.

— Мне жаль вас. Мне хотелось бы избежать по отношению к вам процедуры… скажу прямо, очень неприятной. Вы красивы… Итак, значит, нет? Вам нечего сказать?

Роз презрительно молчала.

— Тем хуже для вас.

Офицер повернулся к штатскому, быстро сказал ему несколько слов по-немецки и направился к двери.

— Мы увидимся с вами позже, мадемуазель Франс.

Машинистка с крашеными волосами тоже вышла из комнаты, сделав недовольную гримасу. Роз осталась наедине с неизвестным. Он был очень тщательно одет; как у фюрера, со лба у него свисала прядь волос и над губой топорщились небольшие усики. Он не спеша поднялся и закрыл окно…

— Начинается гроза. Лучше избегать сквозняков, — сказал он на чистейшем французском языке.

Вернувшись к своему письменному столу, он вынул пару черных перчаток, надел их, тщательно расправив каждый палец, застегнул пуговки на запястье, взглянул на молодую женщину и улыбнулся улыбкой садиста.

Роз содрогнулась.

— Встань! Подойди сюда, ближе, на расстояние руки… Как зовут твоего партийного руководителя?

Роз не отвечала. От первого удара по лицу у нее зашумело в ушах. Вторым она была отброшена к стене. Ей показалось, что она оглушена и теряет сознание. Но ее истязатель действовал методично. Он схватил ее одной рукой за плечо, а другой, сжатой в кулак, нацелился в грудь.

— Как его имя? Ну, того, чье прозвище Гастон?

После этого удары сыпались один за другим с небольшими промежутками, рассчитанными на то, чтобы дать ей опомниться. Роз кричала, стонала, но не произносила ни слова. Палачу стало жарко, он снял пиджак и засучил рукава рубашки. Он был весь в поту… Наконец, после страшного удара, Роз лишилась сознания, но тут же пришла в себя от какого-то похожего на взрыв грохота. Однако это был всего лишь раскат грома. Гестаповец, вероятно, уже устал. Он снял перчатки, тщательно уложил их в ящик стола, вызвал двух солдат и, не говоря ни слова, вышел.

Прошло много времени, прежде чем он вернулся в сопровождении офицера. Наступила уже ночь. Снаружи слышался шум приближавшейся грозы. Обхватив голову руками и отвернувшись к спинке кресла, чтобы не было видно порванной блузки, Роз, казалось, спала. «Если у меня будет подавленный вид, — подумала она, — снова начнутся побои». И она вызывающе подняла голову.

— Нам некогда терять с вами время, — сказал офицер, — завтра утром вы будете расстреляны.

Готовая к такой развязке с момента своего ареста, Роз не пошевельнулась. Но все же это жестокое сообщение внутренне потрясло ее и заставило невольно искать какой-то невозможный выход.

Офицер загадочно усмехнулся.

— Мы арестовали некоего Гастона, — сказал он, — и с ним несколько других, менее важных лиц.

Роз показалось, словно она стремительно летит куда-то в пропасть; Гастон — это ведь действительно кличка руководителя департаментского комитета партии. Его провал был бы катастрофой.

Офицер продолжал:

— Его взяли сегодня утром в Перигё, в доме № 42, который вам, должно быть, известен, в маленьком доме на берегу реки Иль…

Это похоже на правду. Роз еле скрыла свое волнение.

— Неплохо, не правда ли? — сказал офицер. — Для нас гораздо важнее захватить партийное руководство, чем военное. Впрочем, ваши франтиреры теперь далеко не уйдут. Начать хотя бы с вашего майора Марсо и его штаба. В настоящее время с ними покончено, там уже никого больше не осталось…

— Это ложь! — перебила его Роз.

— А, вот как! Вас это, оказывается, интересует? Мы сможем снова поговорить на эту тему. У вас будет еще часть ночи для размышлений.

Без долгих разговоров ее отправили в городскую тюрьму. Роз едва успела мельком разглядеть свою камеру. Это была комната метра в четыре длиной и два шириной, с небольшой откидной койкой в глубине. Дверь сразу же захлопнулась, и свет был погашен. Роз бросилась на кровать и расплакалась. Она рыдала, как ребенок, захлебываясь слезами, повторяя: «Мама… мама…» Понемногу она успокоилась и, взяв себя в руки, стала размышлять. А в это время на улице разразилась гроза…