В свои 95 лет закончивший земной путь, бывший штрафник, уже упоминавшийся мною, полковник Басов так говорил о нашем штрафбате, в котором он «смывал вину» перед Родиной:
Да, такие случаи, и не единичные, были. Представьте себе, за что только можно было угодить в штрафбат. Штрафников можно было условно разделить на несколько категорий. Основная из них, о которой и говорилось в приказе Сталина «Ни шагу назад», – это офицеры переднего края, провинившиеся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, командиры и комиссары всех родов войск, допустившие самовольный отход войск с занимаемых позиций без приказа, или офицеры, совершившие уголовно наказуемые преступления (повреждения техники, вооружения, разбазаривание, порчу военного имущества и пр.). Причем, направлять в штрафбат их могли и по суду военного трибунала, или такое право без суда предоставлялось командирам дивизий и выше, а рядовых и сержантов за аналогичные преступления мог без суда направить командир полка, но только в штрафную армейскую роту, а не в штрафбат. Другая группа штрафников представляла собой офицеров из тыловых частей, находящихся как в прифронтовой полосе, так и во всех внутренних военных округах, вплоть до самых удалённых, например, Сибири, Дальнего Востока, Севера, также совершивших нарушения строгих законов военного времени.
Штрафники в большинстве были люди дисциплинированные, порядочные. Скажу даже – высокого долга и высокой воинской морали. Конечно, изначально все они были разные, и вина у каждого была своя. Рядом могли находиться растратившийся где-то в тылу пожилой техник-интендант и юный балбес-лейтенант, который опоздал из отпуска или по пьянке подрался из-за смазливой медички. Другая группа – это офицеры, оказавшиеся во вражеском плену, но бежавшие из плена или попавшие в окружение и не участвовавшие в партизанском движении в тылу врага. Редко, когда и в мирное время осуждённые не ропщут на размеры или условия наказания. Так и у штрафников редко кто полностью соглашался с мерой наказания, определённой ему трибуналом или личным решением высокого начальника. Иногда и мы, их командиры, соглашались с их мнением, но изменить, естественно, ничего не могли. Вот только 3 примера, описанных в моих книгах.
Первый.
Был в моём взводе бывший капитан-лейтенант Северного флота Виноградов. Будучи начальником какого-то подразделения флотской мастерской по ремонту корабельных радиостанций, он во время проверки отремонтированной рации на прием на разных диапазонах и частотах наткнулся на речь Геббельса. И по простоте душевной, владея немецким, стал ее переводить на русский в присутствии подчиненных. Кто-то рассказал об этом товарищам, а слух дошёл то ли доОсобого Отдела, то ли до слишком усердного политработника, и в результате получил Виноградов свои два месяца штрафбата «за пособничество вражеской пропаганде».
Второй.
«За трусость» какой-то комдив направил в наш штрафбат своего командира разведроты майора по фамилии Родин. Мог ли быть трусом разведчик, имевший Орден Красного Знамени и другие награды, в том числе и медаль «За отвагу»? Явно строптивый майор чем-то другим не угодил генералу. Жаль, погиб он штрафником в боях на польской земле.