Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика)

— Понимаешь, не рассчитал, командир... Прожектора ослепили...

— Не слишком ли часто приходится тебе каяться, [156] штурман, в последнее время? — уже не стесняюсь стрелков. — Уточни, как следует, курс!

Ерастов молча утыкается в карту, подсвечивая себе бортовым светильником.

К Керченскому проливу подходим с юга. И сразу же впереди вспыхивает несколько прожекторов. Лучи качаются, прощупывая тьму над проливом.

— Учуяли фрицы! — хмуро констатирует Панов.

Да, уж не повезет, так...

Штурман доворотами выводит самолет на цель. Высота двести метров. Вдруг один из голубых ножей, черкнув по горизонту, натыкается на нас. Спустя мгновение мы уже в перекрестии нескольких лучей.

Противовоздушная оборона оживает. Скорострельные «эрликоны» тянут трассы вдогон лучам...

— Сейчас, сейчас... — голос штурмана. И наконец: — Мину сбросил!

Готовлюсь резко отвернуть в сторону. И вдруг осознаю: характерного рывка самолета не ощутил.

— Продублируй аварийно!

— Продублировал, командир!

Нет, сброса не было. Потеря тысячекилограммового груза не может не ощутиться летчиком.

Маневрирую, вырываясь из огненных клещей. Нет, и по маневренности машины ясно: груз на борту. После нескольких виражей резко бросаюсь к воде. «Фокус» лучей остается вверху...

Крутым разворотом уходим в Азовское море.

— Так что с миной?

— Черт ее знает, — неуверенно отвечает Ерастов. — Сейчас уточню.

— Мина не падала, командир! — подтверждают оба стрелка. — Мы все время следили за задней полусферой.

Штурман пытается разглядеть место подвески мины через оптический прицел. Но в едва занявшихся рассветных сумерках ничего различить не может. [157]

На помощь пришел Панов. Попросил штурмана слегка приоткрыть створки бомболюков, спустился в них, посветил фонариком в щель. Мина висела под фюзеляжем.

— Что будем делать, командир?

— Вернемся в пролив, штурман. Не везти же ее обратно на аэродром!

Разворачиваемся.

— В чем, по-твоему, причина?

— Что-то неладно с держателем. А может, в электроцепи...

К цели заходим со стороны Азовского моря. Лучи прожекторов еще шарят по небу. Ложусь на боевой курс, пытаюсь освободиться от мины, резко беря штурвал на себя, создавая перегрузку самолету. Все попытки бесполезны. Светает, вот-вот могут появиться истребители. Делать нечего, надо уходить.

Весь обратный путь думал о посадке. Если мина зависла на замке, то при касании самолетом земли непременно сорвется и попадет под хвост. Чем это грозит, ясно всем. С тех пор как покинули Керченский пролив, никто не произнес ни слова.

Перебрав все возможные варианты, предложил экипажу покинуть самолет на парашютах. Ребята категорически отказались. Погибать, так всем.

Показался аэродром. Передаю на землю, что буду садиться с миной. Заход на посадку — со стороны гор, по длинной посадочной полосе. Приземляться на минимальной скорости с полуопущенным хвостом. Только на основные колеса, без торможения. Как можно мягче коснуться земли. Зайти с наибольшим запасом пробега...

До земли остаются считанные сантиметры. Буквально глажу штурвал. Колеса касаются полосы у самой кромки аэродрома. Настолько плавно, что даже сам в первый момент не ощущаю скольжения. Легкое потряхивание, самолет катится по земле. В конце пробега начинаю [158] слегка притормаживать. Машина останавливается на границе поля.

— Пятерка, командир! — кричит Коля Панов. — Притерли, как миленькую!

Выхожу из оцепенения.

— Можно вылезать.

Через минуту весь экипаж и подбежавший техник сгрудились под фюзеляжем.

Мина висела на кончике крюка.

— Ух ты! — первым нарушил молчание штурман. — Вот уж правду говорят — в рубашке родились!

Встретив мой взгляд, опустил глаза. Я не стал напоминать ему, что в рубашке родились сегодня мы дважды.

Вскоре подъехали полковник Токарев и подполковник Канарев. Я доложил командиру о всех происшествиях в полете. Осмотрев подвеску мины, комбриг приказал командиру полка расследовать причину несброса и произвести тщательный разбор этого случая со всем летно-техническим составом.

Перед отъездом Николай Александрович Токарев подошел ко мне.

— Везучий ты, Минаков! Уж как там решит командир полка, а от меня за посадку спасибо. Надеюсь, что урок пойдет всем нам впрок.

В результате расследования оказалось, что был неисправен замок-держатель. На разборе детально проанализировали ошибки летно-технического экипажа и минеров.

Досталось и нам и им.

Одесские орлы

На другой день мы с Виктором Беликовым с утра заступили на боевое дежурство. Беликов — ведущий пары. Его штурман, капитан Овсянников, одобрительно щурил [159] свои васильковые глаза, наблюдая за Володей Ерастовым — тот уже третий раз проверял подвеску торпеды под самолетом.

— За битого двух небитых дают, — кивнул, улыбаясь. — Выйдет из парня штурман!

Василию Пантелеймоновичу Овсянникову можно было верить. Воюет с первых дней войны и до войны налетал стаж солидный. Надежный штурман, душевный, общительный человек. Невысокий, русоволосый, с синими, как весеннее небо, глазами.