Не было у нас и привилегированных буфетов, секретарей, охраны, депутатской неприкосновенности и массы других привычных благ. Зато имелись тухловатая солонина, ром, должность замыкающего и ежесекундная опасность получить пулю в спину. Нападение было одинаково вероятным как спереди, так и с тыла, и в последнем случае Лудицкому пришлось бы принять на себя первый удар.
Каких-либо шансов в серьезной схватке у нас не было. Мой напарник для боя совершенно не годился, да и я не мог назвать себя воином. Оставалось надеяться, что в архипелаге живут не только пираты, и при встрече нас не обязательно ждет атака без предупреждения.
Вечером, когда я в одиночестве курил трубку возле затухающего костра, ко мне подсела Мэри.
— Почему ты меня сторонишься, Валера? — без лишних предисловий спросила она.
— С чего ты взяла? — вопросом на вопрос ответил я. Только сцен ревности мне и не хватало! — Я ведь должен заботиться о всех вас. И пока не имею права выделять кого-нибудь. Сама понимаешь, какими могут оказаться последствия.
— А когда наступит это «пока»? Ну, дойдем мы до города, а что потом? Ты станешь работать, чтобы кормить всех нас? — В голосе Мэри прозвучала неприкрытая горечь. — Знаешь же, что ничего не получится. Мы ведь не на Востоке, и в любом случае гарем тебе не по карману. И даже ради собственного блага ты должен как можно скорее расстаться со всеми, а себе оставить лишь одну.
— И что ты предлагаешь? Бросить всех на Лудицкого, а самому смыться с тобой? Ты сама понимаешь, о чем просишь? А я обещал Командору, что стану заботиться о вас и, насколько это в моих силах, постараюсь сдержать слово.
— Не надорвись, — ехидно предупредила меня певица. — Кабанов и то ограничился лишь двумя.
— Сергей заботился обо всех, — напомнил я. — А его личная жизнь никого не касается. Кстати, на его поступках она абсолютно не отражалась. Гарем, как ты говоришь, мне сто лет не нужен — мне и тебя хватает, — но как-то пристроить я обязан всех. А как это сделать — ума не приложу. Да, ты права: я не вельможа, чтобы содержать два десятка служанок. Но что-то я должен сделать!
— А мне ты ничего не должен? Или как трахать — так пожалуйста, а остальное — извините?
— Да при чем здесь это? — Я начал закипать. — Тебе я, кажется, ничего не обещал. Когда все утрясется, можем, если захочешь, пожениться — если тебя не смущает, что в нашем времени у меня осталась жена, и я стану двоеженцем. Но ни положения, ни достатка пообещать тебе я не могу.
— Ты делаешь мне предложение? — деловито уточнила Мэри. — Я тебя правильно поняла?
— Да, — со вздохом согласился я. — Делаю. Но пожениться мы сможем лишь когда я буду уверен, что и остальные женщины не пропадут. Не раньше. Хочешь, чтобы это случилось быстрее — помогай. А пока все настолько шатко… — Я смолк и принялся выколачивать погасшую трубку.
— Знаешь, со мной уже давно никто не говорил таким тоном, — объявила Мэри.
— Каким тоном? — не понял я.
— Тоном хозяина, — уточнила певица. — Как будто ты имеешь на меня какое-то право.
— Не нравится?
— Что ты! Как раз наоборот. — Мэри прильнула ко мне, но тут из темноты появился Лудицкий, и с места в карьер принялся жаловаться на положение, в которое мы попали по милости его бывшего телохранителя.
— Только не забудь, что благодаря Кабанову мы вообще живы, — оборвал я разошедшегося советника.
Он замолчал и долго сидел, уставившись на тлеющие угли. Мэри несколько раз незаметно дергала меня за рукав, предлагая уйти, но у меня не было сил для любовных утех, и я предпочел остаться. Обидевшись, Мэри наконец ушла, бросив на прощание весьма выразительный взгляд, но и он оставил меня равнодушным.
Большую часть ночи я не спал, охраняя спящих, и лишь под утро растолкал Лудицкого и пообещал спустить с него шкуру, если он прозевает опасность. Потом я позволил себе заснуть, а на рассвете меня разбудил голосок Марата Ширяева. А там легкий завтрак и снова в путь…
Во второй половине дня мы увидели в отдалении небольшой городок. В числе наших немногочисленных пожитков имелись матросский костюм для Лудицкого и камзол для меня. Чтобы не рисковать, я переоделся, подвесил к бедру шпагу, заткнул за пояс длинноствольный пистолет, спрятал в карман «макаров», и в одиночку отправился на разведку.
Мое появление в городе осталось незамеченным. Он жил своей жизнью, в гавани стояло несколько разномастных судов, и никому не было дела до мужчины, неторопливо расхаживающего по пыльным улицам.
Мы оказались во владениях англичан, что было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что я знал язык. Плохо… Сэр Джейкоб тоже ведь был англичанином. Но все-таки городские жители — не шайка морских грабителей, большинство даже ходило без оружия, и после долгих блужданий я снял в трактире на окраине, подальше от порта, две комнаты для моих спутниц.