Комбре

Бабушкины сестры больше заинтересовались, когда накануне обеда, на который был приглашен Сванн, загодя приславший специально для них ящик асти, двоюродная бабушка, держа в руках номер "Фигаро"[31]

, где в отчете о выставке Коро

[32]

рядом с названием одной из его картин было напечатано: "Из коллекции г-на Шарля Сванна", сказала нам: "Вы видели, что Сванна прославили в "Фигаро"?" — "А я вам всегда говорила, что у него прекрасный вкус", — сказала бабушка. "Ну, тебе лишь бы с нами поспорить", — возразила двоюродная бабушка, которая знала, что бабушка никогда с ней не соглашалась, но совсем не была уверена в нашей поддержке и хотела вырвать у нас тотальное осуждение бабушкиных взглядов, чтобы объединиться против нее единым фронтом. Однако мы молчали. Бабушкины сестры заикнулись, что хотят поговорить со Сванном о сообщении в "Фигаро", но двоюродная бабушка им отсоветовала. Всякий раз, когда она замечала у других преимущество, пускай крохотное, которым не обладала сама, она убеждала себя, что это не преимущество, а недостаток, и вместо того, чтобы завидовать этим людям, жалела их. "Думаю, что вы его не обрадуете, мне, например, было бы неприятно видеть свое имя вот так, в газете, и мне бы не польстило, если бы со мной об этом заговорили". Впрочем, она не слишком усердно переубеждала бабушкиных сестер: боясь вульгарности, они настолько искусно прятали любой личный намек под покровом запутанных иносказаний, что часто этого намека не замечал даже тот, к кому он был обращен. А моя мама думала только о том, как бы добиться от отца, чтобы он согласился расспросить Сванна если не о его жене, то хотя бы о дочке, которую тот обожал и, как считалось, из-за нее-то и женился. "Просто спроси, как она поживает, вот и все. Ему, должно быть, очень тяжело". Но отец сердился: "Ни в коем случае! Что ты выдумываешь глупости? Это было бы просто смешно!"