Комендант брянских лесов

— Леса брянские — это база неисчислимого народного войска России и Украины. Здесь базируются отряды брянские, орловские, курские, смоленские. Здесь, под надежным кровом лесов, мы часто встречаемся с партизанскими соединениями Украины: Ковпака, Сабурова, Федорова. В критические периоды войны они, соединяясь с отрядами российских областей, наносят совместные сокрушительные удары по врагу. Украинские братья по оружию находят в наших лесах короткий отдых, пополняются боевым вооружением, чтобы снова двинуться в далекие рейды по гитлеровским тылам, — с воодушевлением продолжал Куликов. — Конечно, нашим отрядам часто приходится туго. Фронт близок, и мы почти всегда имеем дело с регулярными частями врага. А это далеко не то, что за полтысячи верст от передовой, где нет такой концентрации вражеских войск. Но мы гордимся этим. Не на прогулку, на смертный бой поднялся народ!

Ефим хворостинкой сгрудил дотлевающие угли, подбросил в огонь несколько сухих палок.

— Хорошее слово сказали вы, Михаил Сергеевич, о брянских лесах,—благодарно проговорил старый солдат.— Готовиться надо, если нынче ехать. Сборы-то наши, правда, скорые. Вот они, голубчики, погуливают, — указал он на своих лошадей, пасущихся на взгорье.

Комиссар собрался было уходить, но Ефим остановил его вопросом:

— Что ж, Михаил Сергеевич, расстаемся, значит, с нашим Егором?

— Ничего не поделаешь, Ефим Акимыч, трудное задание предстоит ему выполнить, — твердо сказал Куликов.— Небось, жалко отпускать дружка?

— Малый больно хороший, Михаил Сергеевич. Правда, озорник немного, но веселый, артельный. Поговорите вы с ним, товарищ комиссар, — попросил Ефим, — чтобы баловство-то он свое бросил. Долго ли в такой дороге голову сломить! Больно уж он отчаянный!

— Ну, что вы, Ефим Акимыч! — успокаивал его Куликов. — Егора нелегко одолеть. Это он с виду озорник. Перед тем как проводить, побеседуем с ним, — пообещал комиссар.

— Да построже ему прикажите, — посоветовал Ефим, — пусть на рожон-то не лезет без надобности.

От Гололобова гитлеровцы вели наступление на партизан широким фронтом, силой нескольких соединений. В районе Никольского фашисты потеснили отряд имени Щорса. Он с боями отступил в глубь леса и остановился в урочище, недалеко от поселка Гавань.

Под Гололобовым с фашистами принял бой сильный, хорошо вооруженный отряд имени Ворошилова. Ворошиловцы задерживали наступление, но несли потери. Один батальон оказался отрезанным в маленьком поселке, однако спокойно продолжал вести бой. Партизаны не признавали окружения.

На помощь первому отряду торопился Второй ворошиловский, известный по всему брянскому лесу. Один за другим спешно прибывали отряды и с ходу вступали в бой.

Объединенный штаб стягивал к району боев основные силы партизанского края. Весь лес пришел в движение. В это же время партизанские группы разведчиков, подрывников, просачиваясь сквозь вражеское кольцо, уходили в тыл, минировали железные и шоссейные дороги, подрывали и жгли склады противника. В дни наступления фашистов партизанские отряды вдвое увеличили количество диверсионных групп на вражеских коммуникациях.

Все ночи на партизанских аэродромах горели затейливо выложенные костры. То и дело слышался треск широкоствольных ракетниц, и аэродром вдруг весь озарялся белым светом, а пламя костров становилось еле заметным. Чтобы их лучше было видно, партизаны хлопали палками по горящим дровам, и от костров в воздух поднимались снопы искр.

Скользя по темной поверхности леса мощными прожекторами, один за другим приземлялись транспортные самолеты. Спешно выгружались вооружение и боеприпасы. Сбавив газ, пилот выскочит на минуту из кабины, чтобы угостить партизан куревом, и едва успевает опорожниться портсигар или кисет, как он уже торопливо нахлобучивает шлем и бежит к машине, полной детей и раненых партизан. Уже из кабины разгоряченный летчик крикнет своим друзьям-партизанам: «Привет вам, ребята, из Москвы! Будьте живы...»

Он еще выкрикивает какие-то пожелания, но последних слов его никто не может расслышать. Оглушительно взревут моторы, луч прожектора на мгновение разрежет темноту, и могучая машина, покачиваясь, легко заскользит по кочковатому полю партизанского аэродрома.

А в воздухе уже кружит другая, требуя места для посадки. Сверху, откуда-то из-за облаков, плавно опускаются под белыми куполами парашютов огромные мешки, повисая стропами на деревьях. Москва посылала в эти дни своим далеким защитникам только оружие и боеприпасы. Разве уж какой-нибудь очень сердобольный и опытный интендант, улучив удобную минуту, когда заглядится пилот, бросит в машину сверх положенного груза ящик табаку или мешок соли.

...Осень 1942 года. Грозовая, вдохновенная была пора в брянских лесах!