Комендантский час

До этого он вообще не знал, что такое разлука. Ну, мать уехала, сестра, муж ее, племянницы. Но это было как-то незаметно. Словно они поехали на дачу и должны вернуться через неделю. Отъезд жены (какое непривычное слово "жена"!) впервые породил в нем какую-то непонятную пустоту. Муравьев еще не знал, чем он ее сможет заполнить.

Сидя в кабинете Данилова и отвечая на бесконечные звонки, он все время видел лицо Инны и ее машущую руку.

Ну до чего же нудная работа дежурить у телефона! Ужас прямо какой-то. Целый день звонят, и все не по делу. Игорь успел уже несколько раз поговорить с дежурным, поругаться с начальником АХО, внимательно выслушать начальника НТО Рассказова. Да, скучное это дело - дежурство. Вот и папиросы кончаются. Кого бы попросить сбегать? Игорь потянулся к телефону, и в это время он зазвонил.

- Да!

- Это я, - услышал Игорь Мишкин голос.

КОСТРОВ

Двое держали его за руки. Держали крепко. Но Мишка и не пробовал вырываться. Все равно, если заподозрили, значит - каюк. На диване у окна сидел незнакомый человек в военной форме. Свет падал на его начищенные до блеска сапоги, и по голенищам бегали черные зайчики. Почему-то Мишка видел только эти сапоги с маленькой, изящной колодкой.

- Ну-с, - Резаный вошел в комнату, - значит, пришел к нам в гости, Михаил?

- Ты мне руки прикажи отпустить, тогда я с тобой говорить буду. Мишка дернулся.

Но слишком уж крепки были эти чужие руки, словно стальным обручем сжимали они его.

- Ах, Михаил, Михаил, когда тебя звали - не шел, а теперь сам прибежал.

- Я не к тебе бежал, а вот к нему. - Мишка кивнул головой на Харитонова. - Ты мне лучше скажи, чего твои шестерки мне руки крутят? А?

"Эх, давай, давай, Мишенька, заведись. Я сейчас такой концерт устрою!"

- Ну скажи, гад! - крикнул Мишка с надрывом, взвинчивая себя. Скажи!

- Тихо, - внезапно сказал сидевший на диване, - вам здесь не милиция и не домзак. Помолчите. Действительно, Андрей Николаевич, - он повернулся к Резаному, - что это за дешевая мелодрама? Что вы от него хотите? Если вы ему не верите... отпустите, но, конечно, вечером. - Он, прищурившись, поглядел на Мишку, и тому нехорошо стало от этого взгляда. - Ну а если это наш человек, зачем же нервы трепать?

Внезапно с необычайной остротой Мишка понял, что от ответа Резаного зависит, останется ли он жить или нет.

Широков подошел к столу, взял папиросу из пачки, не торопясь размял ее, прикурил.

- Человек он, конечно, наш. Только несговорчив больно. Что, Михаил, с нами останешься или отпустить тебя вечером?

- Куда пускать, кровь на мне, милиционера-то я добил. Теперь мне дорога с вами.

Сказал и почувствовал, как распался стальной обруч рук.

- Ну вот и ладно. Вот и хорошо. Пойди умойся, да подзакусим самую малость. Небось отощал на казенных?

- Что есть, то есть. Только ты, Резаный, мне водки дай. Хоть немного...

- Этого добра сколько хочешь будет. Пей не хочу. Иди рожу ополосни, а то ты как будто из топки вылез.

Потом они выпили, и Мишка сразу уснул на старом продавленном диване. Точнее, провалился куда-то, а когда очнулся, то в комнате было темно, только из дверей пробивалась узкая полоска света. Мишка решил повернуться на спину, но диван немедленно предательски зазвенел, протяжно и громко. Сразу же в соседней комнате смолкли голоса, послышались шаги, и кто-то распахнул дверь.

- Отоспался, - в светлом квадрате стоял Харитонов. - Вставай, брат, спал-то ты почти полтора суток. Небось жрать хочешь?

И только теперь Мишка почувствовал нестерпимый голод. Он встал, нашел под кроватью ботинки и пошел в соседнюю комнату.

Мишка, щурясь от света, разглядывал стол, заставленный закусками, людей, сидящих вокруг него.

- Ты на себя погляди, Михаил, - сказал Широков, - шнурки болтаются, морда опухшая, неумытая, волосы...

- Ты что, Резаный, ко мне в няньки нанялся? Может, мне еще и зубы почистить?

- Не мешало бы. Ты блатные замашки брось. Теперь ты член нашего отряда.

- Какого еще отряда? Банда и есть банда.

- Иди умойся, потом я тебе все объясню.

Ох и тяжелый был этот разговор! Все Мишкино существо кричало беззвучно Резаному: "Сволочь!" Хотелось взять бутылку из-под портвейна и ударить его по набриолиненным волосам. Но вместе с тем он испытывал чувство какого-то необъяснимого азарта. Он замирал от слов собеседника, и сердце его словно падало глубоко-глубоко!

Мозг его цепко и жадно воспринимал все, что говорил ему Широков. Он отбрасывал ненужные, лишние детали, оставляя самое главное. Сейчас Мишка действовал от имени Данилова и поэтому старался представить его на своем месте, старался быть таким же, как этот спокойный, уверенный в себе человек.

Да, тяжелый был разговор. Но Мишка выдержал все и теперь чувствовал себя сильнее, потому что это был его первый экзамен, и Резаный поверил ему.

- Что ж, - сказал Мишка, - деваться мне действительно некуда. На фронт, лоб подставлять - дураков нет. Дома вся муровская псарня ждет. Бери меня в свою банду, только помни - я вор. Как немного поутихнет, я опять по-старому жить начну.