Комендантский час

А рану эту Потапов получил во время одного из свиданий с бароном. Кто-то стрелял из темноты. Потапов потом с месяц провалялся в госпитале, кормили черт те чем, прости господи. Щека долго не заживала. Барон шутил, что отныне эта метка и станет паролем. «Вечным паролем», — хмуро шутил барон.

Незнакомец оказался необщительным человеком, отказался от обеда, даже рюмочку предложенной не принял, Передал довольно толстую пачку денег и бумажку, где было написано лишь одно слово: «Жди».

Потапов начал осторожно выяснять, от кого, мол, подобное благодеяние и не употребить ли его на церковные нужды. Незнакомец усмехнулся, оглядел вполне приличное жилье Потапова и наконец сказал, что деньгами батюшка может распоряжаться по своему усмотрению, на них ничего не написано, однако их общий знакомый, который никогда не забывал одного драматического вечера — тут незнакомец снова ткнул себя пальцем в правую щеку, — полагает что святой отец сам найдет этим деньгам нужное применение.

— Это уж не высокий ли такой? С седыми висками? — снова допытывался Потапов.

— Может быть, и он, — уклончиво ответил посетитель.

Они распрощались, и больше Потапов его никогда не встречал и никаких известий ни от кого не получал. Было то в тридцать четвертом году. Считай, семь лет назад. И стал он ждать.

Потапов решил: пока суд да дело, не лежать же деньгам без пользы. Дал нужному человеку. Процент положил небольшой, чтобы убытку не терпеть. Так и пошло. От того верного человека пришел посыльный, принес кой-чего по мелочи, в основном золотишко. Оно удобно — много места не занимает. Опять-таки приход был у отца Георгия не очень богатый, надо было думать и о будущем. В общем, организовалось небольшое, но верное дело. Божий человек приносил под покровом ночи привет от общего знакомого, а отец Георгий принимал дары по установленной цене, иногда ссужал деньгами в счет будущих дел...

Отец Георгий потихоньку попивал свою настоечку, а в голове его бродила фраза из старого романса, что так любили петь молодые офицеры, заливая свою безумную тоску неочищенным самогоном: «Степь, прошитая пулями, обнимала меня...»

Настоечка подходила к концу, и минорное настроение отца Георгия откровенно усиливалось. Уже Екатерина Ивановна не раз напоминала, не пора ли отдохнуть от трудов праведных, однако батюшка и не думал отрываться от графинчика. Время от времени он поднимал указательный палец и бормотал: «Перемены», потом он сказал: «Смоленск» — и почему-то с пафосом продекламировал: «Гибнет русская земля под пятою супостата» — и усмехнулся. Матушка осуждающе покачала головой:

— Ох, отец, не доведет тебя твой язык до добра. Эк наклюкался! Бога ты не боишься. Шел бы в постель от греха...

— Не боюсь греха! — снова заговорил отец Георгий. — Великие перемены грядут! Великие... Русь велика, и никакие бароны... — он осекся. — И впрямь пора на отдых. Ко мне нынче божьи люди не приходили? — спросил осторожно.

— Да коли и придут, как ты беседовать-то станешь в этаком-то виде?

— Божьим словом, мать, божьим словом...

— Эк тебя развезло, — сочувственно сказала жена, заботливо поддерживая мужа. — Поди десятый час уже. Обопрись-ка на меня, провожу.

Халат на отце Георгии распахнулся, тапочки он забыл под столом. Покачиваясь, пошел он в спальню, рукой отстранил жену, сказал:

— Если кто придет, зови без промедления. Времена нынче тяжелые, доход уменьшается. Ко всему надо быть готовым. Так что сразу буди. Нынче каждое божье слово...

У себя в комнате отец Георгий прилег не раздеваясь. Пошарил в кармане и вынул часы с боем. Надавил на кнопку. Куранты проиграли восемь раз. Спать не хотелось. Потапов лежал и думал. Думал о том, что вчера опять заходил Широков. Он вспоминал перекошенное ненавистью лицо бывшего сослуживца, его свистящий шепот.

«Надо сдерживать Андрея, сдерживать, — напылит, настреляет... Подымет шум — и конец».

Потапов встал с постели, зажег свечу, подошел к письменному столу. Пошарил пальцами сбоку тумбы, нажал на деревянный завиток, и тумба повернулась обратной стороной. В ней давно еще сделал он секретный шкаф. Сунул в него руку и вытащил вороненый офицерский наган, самовзвод с укороченным стволом.

Потапов бережно положил его на стол. Свет свечи заиграл на черном масленом стволе. И показалось вдруг Потапову, что где-то далеко зацокали копыта лошадей и снова песня грянула, лихая, с присвистом: «Степь, прошитая пулями, обнимала меня...»

В окно постучали резко и требовательно. Отец Георгий встал, сунул наган в карман брюк, дунул на свечу. Потом подошел к окну и поднял светомаскировочную штору.

За темнотой стекла еле различалось светлое пятно человеческого лица.

— Кто? — спросил Потапов.

— Мне бы отца Георгия.

— Это я буду.

— Пусти, отче, с приветом я от старого друга твоего из Ростова.

Потапов похолодел. Неужели вспомнили? Но мало ли кто может ходить под окнами ночью?.. Правой рукой нащупал наган в кармане, левой распахнул окно.

— Ну что, отец Георгий, в дом не зовешь? Или боишься?

— Святость моя, уважаемый гражданин, оберегает меня от лиходеев. А в дом приглашу...