Комендантский час

– Говоришь много, торгуешься, а ведь не помог еще нихрена, – сказал Сухоруков, повышая тон.

– Ладно, согласен я. Пять лет не на соловках – это, считай, на отдых съездил, по вашим меркам.

– Вот и славно, проходите, доктор.

– Вы ведь не помните моего имени, да?

– Не помним, – сказал честно Бенякин.

– Меня зовут Генрих. Генрих-Бенедикт Бауэр.

– Прошу сюда, товарищ Бауэр.

Мужчина в белом костюме незамедлительно проследовал вперед, поднялся на крыльцо, прошел через входное помещение в светлицу и стал оглядываться в ней.

– Чудная обстановка тут у вас, – обратился он к смущенной Нине и стал ближе рассматривать единственного пациента.

– Ну, так что с ним? Рассказывайте-с.

– Вещай, – сказал командир Сухорукову.

– Мы сами толком не знаем. Найден был объездчиком. Он как будто в шоке. Глаза открыты, на голоса не реагирует, на касания…. Да ни на что не реагирует, в общем.

– И как долго?

– Нашли его сегодня ночью.

– А сейчас уже обед?

– Четыре часа дня.

– Хм….ну это возможно. Сильный возбудитель мог вогнать его в такое состояние.

– Что это могло быть?

– Понятия не имею, не медицинский вопрос.

– Но все же.

– Это мог быть испуг, половой импульс, сердечный приступ – все, что угодно.

– И что с ним делать?

– У меня нет ни инструментов, ни лекарств, – сказал доктор и подошел к сержанту.

Взяв его за голову, он осмотрел ее на наличие ранений и ушибов, потом заглянул Вольному в глаза, опустил нижние веки и внимательно вгляделся в застывшие намертво белые студенистые яблоки.

– Нет инструментов, чтобы нормально просмотреть глазное дно, – сказал Бауэр и перешел к ушам.

Внимательно оглядев их, он несколько раз обратился к сержанту, но последний, как всегда, не реагировал.

– Что же, не понятно.

– Доктор, договор в силе, только если будет результат.

– Без инструментов и препаратов я не такой уж и доктор, – сказал мужчина и сел напротив пациента.

– Есть, правда, старый способ, но работает редко.

– Была не была, – сказала Нина, и соратники поддержали её одобрительными кивками.

– Тогда свечку несите.

– Будем отпевать? – испугался командир.

– Ага, а потом блинков поедим. Свечку принесите, пожалуйста.

Нина вышла ненадолго из комнаты, а после вернулась с большой белой свечой в руках.

– Подожгите её, – скомандовал Бауэр, и комиссар, достав из вытащенного заранее коробка пару спичек, ловким движением разжег небольшой огонек.

Доктор взял свечу и стал водить ею из стороны в сторону перед лицом пациента.

– Это поможет? – спросил командир.

– Тихо! – ответил доктор, продолжая плавно перемешать горящую свечу.

Пламя бездушно отражалось в казавшихся мертвыми глазах сержанта, как вдруг зрачки оживились и стали двигаться вслед за огоньком.

Нина и её соратники обомлели и, раскрыв рты, стояли в ожидании чего-то большего. Они хотели задать вопрос доктору, но последний приложил палец свободной руки ко рту, сигнализируя, что нужно сохранять тишину.

– Как тебя зовут? – наконец спросил врач.

– Аркадий Вольный, – сухо ответил сержант.

Бауэр взглянул на командира, а тот кивнул в ответ, подтверждая слова подопечного.

– Сколько тебе полных лет? – продолжал лысый мужчина.

– Двадцать лет.

Командир вновь кивнул Бауэру, что тот и зафиксировал ответным кивком.

– Как ты себя чувствуешь?

– Плохо.

– Что-то болит?

– Все болит.

– Почему?

Аркадий вдруг замолчал, а доктор спокойно повторил вопрос.

– Почему у тебя все болит?

– Это всё свя…свя…священник. Это всё он, в хра…хра…храме. Он нас убил.

– Что за священник? – вмешался резко в разговор командир.

Доктор попытался помешать Бенякину, но тот не дал этого сделать.

– Всё болит. Очень болит, – тяжело произнес сержант и, закрыв глаза, рухнул с кровати.

Нина с комиссаром тут же подскочили и стали поднимать его.

– Что это было? – задал вопрос доктору командир.

– Не знаю, я такого еще не встречал, – ответил последний и потушил свечу.

Сержанта уложили на кровать, а Бауэр, прощупав ему пульс, сделал заключение, что тот уснул.

– Хорошо, может, когда проснётся, его разум станет яснее, – произнес врач.

– Будет надеяться, – сказала Нина.

– Только это и остаётся – сказал доктор и попросил закурить.

Сухоруков тут же протянул ему сигарету.

Врач оглянулся на потушенную им свечу и добавил: « Огонька, пожалуйста».

Медсестра попросила мужчин выйти из дома, и все трое беспрекословно подчинились.

Выйдя во двор, вся троица закурила.

– Что это за метод такой? – полюбопытствовал комиссар.

– Обычно так восстанавливают память, правда, сначала пациента вводят в гипноз. Но ваш и так как будто в трансе находится.

– Так он всё, доктор? Совсем «ку-ку» в смысле?

– Кто, этот? – Бауэр показал назад большим пальцем, – Нет, этот и совсем ку-ку – это, как говорят у нас в Одессе, две большие разницы.

– Так значит вы из Одессы, доктор? – спросил комиссар.

– Что есть – того не отнять, – развел руками последний.

– Так вы еврей?

– Немец вообще-то, а если еще точнее – швед. Но наших все просто немцами всегда звали.

– А по имени неясно, что он немец? – спросил у подчиненного командир.

– Да хрен их разберет с их именами, – отмахнулся Сухоруков.

– В Одессе не только евреи имеются. Хотя до войны их там не было.

– Да ну? Евреев в Одессе не было?