Комэск

Попасть летящей со скоростью более 500 км/ч малоразмерной цели – задача не из простых, но бывает и такое. Снаряд ахт-ахта взорвался в непосредственной близости от самолета Северова. Взрыв рядом, удар, острая боль в левом боку, обожгло, как огнем, левую скулу. Боль в левой руке, но рука действует. Машина плохо слушалась рулей, свалилась в пике и не сразу захотела из него выходить. Искалеченный «ЛаГГ» с трудом держался в воздухе, но Олег сумел набрать несколько десятков метров высоты. Молчала рация, разбиты многие приборы, Северов шел, ориентируясь по местности. Но двигатель тянул, и истребитель упорно полз к линии фронта. Боль в боку мешала дышать, накатывала слабость. Справа и слева показались другие машины, они прикрывали от возможных атак вражеских истребителей. Бринько в одиночестве продолжал держаться выше. Северов различал лица своих ребят за бронестеклами кабин, ощущал их тревогу и беспокойство. Чувство времени терялось. Олег всегда хорошо чувствовал время, без часов мог определиться с точностью до четверти часа, но сейчас поймал себя на мысли, что не знает, сколько длится этот полет. Казалось, что он летит уже час, а может, и больше. Хотя он понимал, что этого не может быть, не то что линия фронта, сам аэродром намного ближе. Но мысли уплывали, вдруг вспомнились дед с бабушкой, отец и мама. Олег вспомнил, как бежал по тропинке через поле, полное цветов. Ему было лет шесть или семь, он гулял с дедом и бабушкой теплым июльским солнечным днем около деревни, в которой у них был куплен дом. Они приезжали туда на лето, и маленький Северов проводил на улице все время, свободное от сна. Иногда приезжали отец и мама, тогда вся семья ходила на реку, дед и отец ловили рыбу, потом варили уху. Или ходили в лес за грибами, потом по всему дому разносился запах сушеных грибов. А теперь самые дорогие ему в той жизни люди, рядом с которыми он был так счастлив, стояли перед его глазами, бесконечно далекие, отделенные не только своей смертью, но и этой параллельной реальностью, стояли и сурово смотрели на него. И Северов понял, что он еще не готов к встрече с ними. У него еще есть здесь множество незаконченных дел, он еще не все сделал, что был должен. И когда он это понял, они вдруг улыбнулись ему и перед его глазами снова возникла разбитая приборная панель. Повернув голову, он увидел, как раскрывает рот, что-то крича, летчик одной из машин, номер он не мог почему-то различить. Потом Северов понял, почему тот кричит, прижимаясь лицом к фонарю. «ЛаГГ» с номером 77 скользил к земле, заваливаясь на левое крыло.

«Как хорошо бы найти станцию, где стоят эшелоны, полные этих нелюдей, этих юберменшей, вообразивших себя хозяевами моей жизни и жизней миллионов других людей! Зачем просто так падать на землю, когда это можно сделать с гораздо большим смыслом?» – вяло подумал лейтенант, но руки делали все сами, и машина снова выровнялась над самой землей, а затем опять полезла вверх.

С высотой пришла уверенность, что линию фронта удастся перетянуть, но судьба приготовила новый сюрприз. В кабине явно запахло дымом, самолет горел. Олег посмотрел налево, летчик, вроде Горобченко, отчаянно махал рукой, было понятно, что он показывает, чтобы Северов прыгал. Вдалеке проплыла деревушка с церковью, значит, линия фронта давно уже пройдена, можно прыгать. Но тут Северов понял, высота слишком мала, а он с трудом двигается и соображает. Подниматься хоть немного выше машина отказывалась категорически, значит, надо попытаться ее посадить. Кабина заполнялась дымом, надо открыть фонарь, но как это сделать? Левая рука плохо слушается, а правой рукой надо держать ручку управления. Но Олегу удалось удержать ручку левой рукой, правой после нескольких попыток он открыл фонарь. Дым сразу потянуло из кабины, но показались языки пламени. Левой рукой Олег закрыл от огня лицо, глаза защищали очки.

Вот и аэродром. Посадка с ходу, на брюхо. Истребитель тяжело проскреб днищем по снегу, оставляя за собой борозду и разбрасывая вокруг куски обшивки. К счастью, предупрежденные аэродромные службы уже держали наготове пожарную машину и сумели быстро подъехать и погасить огонь. Северов посадил машину с краю взлетно-посадочной полосы, так что своим самолетом не закрыл полосу другим. Один за другим садились самолеты, из них выбрались пилоты, бежали к тому месту, где из дымящегося самолета доставали Северова.

Комбинезон защитил летчика от ожогов, но его пришлось резать. Весь левый бок Северова был залит кровью, кровь текла также из раны на левой стороне нижней челюсти, заливая шею. Сознание уплывало, но Олег, увидев склонившихся над ним Ковина и Горобченко, прошелестел:

– Все сели?

– Все сели, все, командир! – закричал Горобченко.

– Отойдите, не мешайте! Расступитесь! – Врач решительно раздвинул стоящих кругом летчиков и механиков, за ним несли носилки.