Комики, напуганные воины

Прошло два дня, уже два раза вставало солнце, и вот Лючия шагает по улице под руку с Розой. А миллиард китайцев тем временем спит. Две прошедшие ночи, казалось, никогда не кончатся, но жизнь берет свое: Лючия идет и разговаривает в мире, где нет Леоне. Ничто не изменилось. С тумбочки Леоне Лючия взяла голубой будильник, по сигналу которого они столько раз по утрам расставались, и переставила на свою. Время не оборвало свой бег ни на минуту. Вещи Леоне поместились в трех чемоданах. Их унесли. А любовь осталась, хотя такой, как была, она уже не будет и ничто не в силах утешить тебя. Даже теория завершающего начала, господин учитель. Даже то, что все тебя жалеют, ласково называют по имени, вкладывая в это некий особый смысл, и порой в полуденную жару это даже действует успокоительно, но в общем-то такая музыка годится лишь для стариков. Возле пиццерии на парапете резвится молодежь, ребята боксируют — то ли полушутя, то ли из подспудной злобы. Девушки сидят рядком, смеются, шепчутся, наклоняясь друг к другу, и тогда белокурые, рыжие, черные лохмы переплетаются, словно в каком-то ритуале. Лючия тоже запускает руку в свою немытую гриву, глядит на спутанные пышные волосы Розы. Да знаю, знаю, что красивая, ты вечно мне назло твердишь об этом. Леоне, ты меня слышишь?

— Славная девушка, глаза-то какие, хоть и заплаканные, — говорит Слон, когда подруги проходят мимо.

Алиса всхлипывает под звон своей кассы.

Лючия время от времени опускает голову, и Роза, заметив это, сжимает ее руку. Роза — натуральная блондинка, на ней красная майка и черная мини-юбка, длинные загорелые ноги оканчиваются тоненькими соблазнительными каблучками. Мужчины оборачиваются на нее, как подсолнухи тянутся к солнцу. Женщины поджимают губы: слишком яркая помада. Больше придраться им не к чему.

Подруги направляются к футбольному полю, их провожают растерянные взгляды: очень уж не вяжется печальное лицо Лючии с вызывающей походкой Розы.

Наконец Лючия останавливается поодаль от поля, а Роза подходит вплотную и опирается на ограду. При виде ее вся команда «Жизнь за родину» замирает, словно стоп-кадр на монтажном столике. Нога центрального нападающего остается висеть в воздухе. Правый крайний наклонился завязать шнурок на бутсах, но так и окаменел; эти Христовы ясли дополняют еще два парализованных защитника, массажист с отвисшей челюстью и вратарь, который, чувствуя предательскую выпуклость на трусах, поспешно одергивает майку.

— Лис на месте? — спрашивает Роза, одаривая двух защитников таким взглядом, что тем теперь неделю глаз не сомкнуть.

Лис, президент, мистер тренер, уже мчится вниз по ступенькам трибуны так, как не бегал со времен бомбежек.

— Вы ко мне, синьорина? — расплывается он в улыбке, сверкая золотым зубом и обещая взглядом все золото мира. Потом замечает Лючию и, смекнув, в чем дело, смущенно направляется ей навстречу.

Они садятся на ступеньки.

— Я хотела бы узнать, почему Леоне не участвовал в матче, — начинает Лючия. — Газета написала какой-то бред. Будто он вошел в СоОружение с преступными намерениями. Это наглая ложь, вы же знаете.

— Сукины дети, — добавляет Роза, любительница изысканных метафор.

Лис не знает, почему Леоне не пришел играть в тот день, ей-богу, нет, но голос у него дрожит. Леоне в жизни не пропустил ни одной встречи. Конечно, странно, что он оказался на другом краю города, в этом квартале… Ребята из команды — Лис, разумеется, всех опросил — говорят, что он дошел до стадиона и потом неизвестно почему повернул обратно. Никогда такого с ним не случалось. То же самое Лис заявил комиссару полиции, правда, он здесь и трех минут не пробыл. Леоне — талант. Он мог свободно пройти в подгруппу А. И к тому же весельчак. Однажды команда проиграла со счетом три — ноль, вратарь пропустил подряд три мяча, и мячи-то пустячные. В раздевалке после первого тайма все сидели как в воду опущенные, а вратарь и говорит: «Мяч скользкий какой-то, может, мне лучше перчатки надеть?» Так Леоне ему: «Ага, и пальто в придачу, да вали домой — вот это будет лучше!» Ребята чуть со смеху не лопнули. А другой раз…

— Пойдем расспросим ребят. — Лючия резко встает.

— Синьорина, если я могу быть чем-нибудь полезен…

Они выходят на поле. Пятнадцать вспотевших парней стараются сохранять серьезность и не слишком таращиться на Розины ноги; на вопросы отвечают в полном соответствии с версией тренера — у футболистов такой закон. Подруги удаляются. Роза оборачивается и пристально смотрит на центрального защитника Джаньони, тот каменеет, будто ему объявили о назначении в сборную страны. У выхода девушек догоняет длинноволосый взмокший коротышка защитник, близкий друг Леоне.