Комики, напуганные воины

Кенар теряет дар речи. А Лучо Ящерица одиноко кружит по своим сорока квадратным метрам, словно золотая рыбка в шарообразном аквариуме. Посмотрев в чашку, в кофейную черноту, садится поразмыслить. Миллионы лет назад никто не дышал. Потом отдельные виды бактерий научились вдыхать и выдыхать. Сначала потихоньку, потом весь мир заполнили эти звуки. Сейчас даже здание чуть слышно дышит, да-да, эта огромная бессмертная клетка переживает короткий век застроек.

— Ты никогда не задумывался об этом, Карузо?

— Регулярно, после еды, — отзывается тот.

Лучо Ящерица зевает и возвращается на террасу. Взгляд его устремлен на север, к Царству Прогресса — огромной Промышленной зоне. Там высятся украшенные флагами замки Концессий, на них великолепная реклама — Фиат-поросенок и Фиат-черепаха. Там, где возводятся новые корпуса, виден гигантский желтый Кранозавр. Дальше нагромождения автомобильных свалок и пустынные, словно кладбище, футбольные поля. За ними на прямых запыленных улицах корпуса Великих династий: династия Электропроводки, династия Гудрона, Профилированного железа, Автобусов, Запчастей, Рифленых покрытий. А на боковых улочках — их тайные масонские ложи СИКАМ, СИДАЛ, СИКРА, ЧЕДАР; за этими названиями кроются никому не ведомые секреты и патенты, чей-то трудовой пот, безработица, но все они находятся именно на Периферии, вдали от великой победоносной Артерии Прогресса, в фарватере которой скользят Фиат-поросенок, Фиат-овечка и Ланча-сороконожка; они последние, кто еще задержались в городе и спешат теперь в прохладу разумного отдыха, на смеющиеся пляжи, к зловонным водам, песенным фестивалям, разъездным конкурсам, к окнам с видом на другие окна с таким же видом, к дансингам, зонтам, пиццам, креветкам, пойманным на глубине шестисот метров в Японском море, замороженным, растаявшим во время перевозки, купленным, снова замороженным, сваренным, съеденным, переваренным, выброшенным из организма и вернувшимся в море — вот тебе и круговорот, жизнь продолжается, и вертолет дорожной полиции наблюдает сверху за продолжающимися автомобильными катастрофами.

— А мы с зеленым кенаром и желтым базиликом торчим здесь все лето! — вздыхает Лучо.

— Не по моей вине, — протестует кенар.

Что правда, то правда.

— Хочешь, я тебе спою что-нибудь?

— «Открылася душа» из «Самсона и Далилы», — просит Лучо.

— Есть! — отзывается кенар и, не моргнув глазом, начинает свои переливы. — Мне закончить до того, как рухнет свод и раздавит Самсона? — спрашивает пернатый.

— Продолжай, Карузо. Когда ты поешь, мне вспоминается юность, а еще — непонятно почему — школа, где я преподавал. Как бы хотелось сейчас вернуться туда, увидеть милые мордашки с оспинами от ветрянки и бараньим взглядом, услышать скрип парт, нечленораздельные оправдания, мертвую тишину в классе, когда я веду карандашом по списку, прежде чем вызвать к доске. Ах, эти кровавые битвы с синтаксисом, это устрашающее расширение периметров и радостные вопли, когда раздается звонок! Почитать бы снова те стихотворения на стенах туалетов! Да, жаль, что нельзя вернуться вспять.

— А мне нет, — заявляет кенар (в яйце теснее, чем в клетке).

Будь мне двадцать, думает Ящерица, я бы был как Леоне, Леоне Весельчак, мой любимый ученик. Он тоже большой почитатель бактерий и завершающего начала. Выходил бы из дома с гривой волос, развевающихся на ветру… И куда бы направлялся? Он вспоминает, что на том дальнем стадионе, между Профилированным железом и Сухим бассейном, тренируются сейчас парни в красных с желтой полосой майках, там финал летнего состязания «Жаркий футбол». И Леоне, разумеется, с ними, он же чемпион. В данный момент он, видимо, готовится к матчу. Бьется сердце у Леоне, бьется оно и у учителя, которому тоже хотелось бы выйти на поле. Лучо смотрит вниз, в бездну, и видит на улице черноволосого мальчика с белым мячом.

Это я, думает учитель, скоро и я спущусь туда.

Он действительно идет к Леоне, этот мальчик Лука, прозванный Волчонком. Ему одиннадцать лет, волосы — а-ля Жанна д’Арк, одет кое-как, под ногтями траур. Под мышкой, прижимая согнутым локтем, он держит белый мяч Дзико и время от времени бросает его на мостовую; в полуденной тишине мяч звонко подпрыгивает, и при этих звуках из окон мгновенно высовываются разъяренные жильцы.

— Тебе именно здесь приспичило играть в мяч?!

Волчонок уже мысленно вычертил персональную карту мира. Это гигантский материк Именноздесь, земля Высунувшихся Жильцов, откуда его гонят, и придется ему искать убежища на крохотном острове Здесьможно, который, вероятно, недостижим.

Волчонок бредет, изредка хлопая по мячу, и тот лениво подпрыгивает. Сейчас он захватит дружка по имени Кролик Жретпшенодоколик, и они вместе отправятся на матч, болеть за Леоне. Ведь никто не умеет так проводить мяч и делать обманные пасы, как Леоне Весельчак, ни у кого нет такого мощного удара головой. А Волчонок вырастет и станет сначала как Леоне, потом как Платини, а там будет видно.