Комики, напуганные воины

Число вывернутых Волчонком зеркал достигло ста шести. Сосчитал он и окна клиники — двести пятьдесят. Нашел номерной знак с несколькими нулями — М3 400500. Прочитал первую страницу журнала мод, лежащего у заднего стекла Фиата-комара. Отодрал две наклейки с пандами, проводил взглядом Сороку, отъехавшего под эскортом четырех черных мотоциклов, зевнул. Истомился вконец. Смотрит он вверх, на больничные окна, и призывает на помощь друга и учителя Лучо Ящерицу. И тот сразу же посылает ему ангела в обличье Чинции Аистихи, которая, закончив смену подходит к своему Фиату-поросенку, чтобы отправиться на нем к себе в гнездо. Сперва Чинция замечает мальчугана, вооруженного мячом, потом уже — свернутое набок зеркальце. Выпрямляя его, она видит, что зеркальца добросовестно свернуты по всей стоянке.

— Поздравляю, — говорит Аистиха, — потрудился на славу!

— Поскучали бы, как я, еще не то б сворачивать стали.

Грустный вид малыша растрогал бы кого угодно, не говоря уж о мягкосердечной Аистихе.

— А почему в мяч не играешь?

— Где?

— Вон сзади — старая, заброшенная стоянка. Там никогда никого нет. Можешь постучать об стенку — или поиграй с санитарами, которые дожидаются своей смены.

Лицо Волчонка светлеет: Здесьможно — чудесная страна, о которой он столько слышал, место, где днем и ночью мячи летают свободно и радостно, как облака, не боясь гневных порицаний.

— Вон там, да?

— Да.

— Простите меня за зеркальце.

— Ничего.

— Извините, я и панду отодрал.

— Мотор-то хоть оставил?

Волчонок кивает и пускается бегом, лавируя среди машин. Вот и стоянка. Старая, запущенная, между плитами уже нелегально проросли листики салата. Но ему она кажется раем земным.

На дальнем конце стоянки появляются два ангела в белом. Это Оресте Медведь и молодой санитар. Оресте произносит девять слов, звучащих как музыка сфер:

— Эй, малыш, иди сюда со своим мячом, побросаем немножко.

Гигант Оресте получает в лапы мяч и сразу обретает сверхъестественную грацию; он принимается подкидывать мячик то носком, то пяткой — настоящий жонглер, бразилец, миниатюра! Мяч возвращается к Волчонку точно позолоченный. Над Здесьможно сияет солнце. А со стоянки уже летят проклятия владельцев вывернутых зеркал.

СТО ДЕВЯТАЯ ПАЛАТА

Окна в сто девятой закрыты. Койка Камбалы свободна, привратник готовится к выписке. Укладывает в сумку свои вещи, включая полбутылки минеральной. Пьерина что-то жужжит вполголоса, похоже на вентилятор. На своей тронной койке спит рыцарь Ящерица, на лбу пульсирует жилка — свидетельство того, что внутри кое-какая циркуляция еще есть. На тумбочке у его изголовья — замок из книг и лекарств.

Тихонько входит Лючия. Ей сказали, что профессору стало хуже. Она садится на кровать, видевшую все подвиги Джанторквато Крысы. Привратник прощается, как бы извиняясь: мол, побыл бы еще, да вот, велят идти…

Лучо, внезапно открыв глаза, видит на соседней койке Лючию.

— Я в раю, — сразу заявляет он. И отмечает этот факт тремя глотками газировки. — Расскажи, Лючия, что там снаружи происходит.

Последние известия таковы. Слон сверзился с мотороллера, ударившись, отскочил от земли — цел и невредим, точка. Жирафа — в четвертый раз за десять лет — выселили: шея его не помещается ни в одной квартире. Рак, как всегда, не в духе. У Крота родился энный внук по имени Таддео; Крот счастлив необычайно, говорит — вылитый марсианин. В баре установили новый морозильник для мороженого емкостью два центнера. Роза уехала к морю. Собака Термита попала в мышеловку и околела. Водопроводчик Бобер выловил карпа на килограмм, а за неделю рассказов — даром что снулый — тот прибавил в весе до трех с половиной. Чем уж его кормили — неизвестно. Нанни, выйдя из тюрьмы, вернулся домой к жене, стучит, а та не открывает, он высадил дверь и вместо жены обнаружил там двоих из Фоджи; те с перепугу взмолились: заберите все деньги, только не убивайте. Его квартира этажом выше, но за три года он успел забыть.

— А кенар?

— В порядке, я взяла его к себе до тех пор, пока вы не выздоровеете. Знаете, он и в самом деле хорошо поет. Вчера, по-моему, он насвистывал что-то из «Роллинг Стоунз».

Все музыкальное образование коту под хвост, думает Лучо.

— А Леоне? — спрашивает он.

— Ничего нового…

— Не скажите. — Лучо заговорщически подмигивает. — Пока я помолчу, но обещаю вам: скоро мы узнаем…

— Не шутите так! Про Леоне забудут.

— Хорошие примеры не забываются. Момент истины непременно настанет, а чтобы истина открылась, достаточно момента. Это изрек не то Спиноза, не то Оресте.

— Оресте?

— Да. Философ школы онтологических стопоходящих парамедиков.

— Вы шутите, учитель.

— Ничуть. Леоне был парень что надо, хотя иногда, чтобы взвихриться, мог выкинуть какой-нибудь фортель, нельзя же вечно держать себя в кулаке, так недолго и с катушек долой.

— Ну, вы, учитель, говорите прямо как Спиноза…