Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

Министра честного наш добрый царь избрал,Шишков наук уже правленье восприял.Сей старец дорог нам: друг чести, друг народа,Он славен славою двенадцатого года;Один в толпе вельмож он русских муз любил…

По тем же причинам Пушкин в 1824 г. переменил отношение к участнику «Беседы» князю Шаховскому (который был главной мишенью арзамасцев) и вставил в главу Первую два одобрительных стиха о нем.

XV

   Къ ней дамы подвигались ближе;   Старушки улыбались ей;   Мужчины кланялися ниже, ⁴ Ловили взоръ ея очей;   Дѣвицы проходили тише

   Предъ ней по залѣ: и всѣхъ выше   И носъ и плеча подымалъ ⁸ Вошедшій съ нею Генералъ.   Никто бъ не могъ ее прекрасной   Назвать; но съ головы до ногъ   Никто бы въ ней найти не могъ¹² Того, что модой самовластной   Въ высокомъ, Лондонскомъ кругу   Зовется vulgar. Не могу...

⁴ взор ее очей.Фр. «Le regard de ses yeux».

⁷ Ср.: Вяземский, 1815, стихотворение четырехсложниками, обращенное к Денису Давыдову (строки 20–23):

…генеральских эполетов..................................От коих часто поневолеВздымаются плеча других…

¹²В беловой рукописи находим гораздо более выразительный эпитет, чем «самовластной», — «тихогласной».

¹⁴vulgar.Русское прилагательное «вульгарный» вскоре стало вполне употребительным. В своем широком значении — «пошлый», «грубый» — это слово синонимично понятию «площадной» (от «площади» — городской, рыночной), встречающемуся в других главах «ЕО» (Четвертая, XIX, 8 и Пятая, XXIII, 8).

Ср.: мадам де Сталь, «О литературе…» (см. коммент. к главе Третьей, XX, 14), ч. 1,гл. 19 (изд. 1818), т. II, с. 50, примеч.: «…никто еще не употреблял слова „вульгарность“ [в эпоху Людовика XIV], но оно кажется мне выразительным и точным» <пер. В. А. Мильчиной>.

См. также коммент. к главе Восьмой, XIV, 13.

¹⁴ — XVI, ⁶ Заключенный в скобки пассаж от «Не могу», которым заканчивается XV, 14, и до конца XVI, 6, где мы возвращаемся к «нашей даме», — редкий пример переноса из строфы в строфу. В данном случае перенос забавным образом становится чем-то наподобие двери, распахнутой перед читателем, но закрытой для Онегина, замечающего даму (чьи достоинства читатель уже имел случай оценить) лишь после того, как она уселась рядом с Ниной Воронскою.

XVI

   Люблю я очень это слово,   Но не могу перевести:   Оно у насъ покамѣстъ ново, ⁴ И врядъ ли быть ему въ чести.   Оно бъ годилось въ эпиграммѣ...   Но обращаюсь къ нашей дамѣ.   Безпечной прелестью мила, ⁸ Она сидѣла у стола   Съ блестящей Ниной Воронскою,

   Сей Клеопатрою Невы:   И вѣрно бъ согласились вы,¹² Что Нина мраморной красою   Затмить сосѣдку не могла,   Хоть ослѣпительна была.

⁵Я почти не сомневаюсь, что эпиграмма, которая просится на язык поэту, представляла бы собой обыгрывание «vulgar» в связи с Булгариным, презренным критиком. Пушкин мог бы обозвать его Вульгариным или же при помощи русского предикативного окончания зарифмовать «Булгарин — вульгарен».

Строфа, как предполагают, написана в октябре 1830 г. в Болдине. В «Северной пчеле» № 30 (12 марта 1830 г.) появился булгаринский оскорбительный «Анекдот» (см. коммент. к главе Восьмой, XXXV, 9), а неделю спустя был напечатан его неприязненный отзыв о главе Седьмой[75] (см. коммент. к главе Седьмой, после LV).

Среди различных автобиографических заметок в пушкинских рукописях находится следующая (Сочинения 1936, V, 461), датированная 23 марта 1830 г.: «Я встретился с [критиком] Надеждиным у Погодина [еще один литератор]. Он показался мне весьма простонародным, vulgar [написано по-английски], скучен, заносчив и безо всякого приличия. Например, он поднял платок, мною уроненный».

^9–10Ниной Воронскою, / Сей Клеопатрою Невы.В главе Пятой ловкач и трюкач мосье Трике в своем мадригале заменил Нину Татьяной. Как большинство предзнаменований, содержащихся в той главе (например, предсказание обеим барышням Лариным выйти за «мужьев военных»), исполняется и это: Татьяна теперь затмила «belle Nina».