Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

⁸Забавы взрослых шалунов.Комментарии Бродского к этой строфе бесстыдно гротескны. Этот советский лизоблюд, пытавшийся в своем холопском рвении доказать, что Пушкин был ярым поклонником революции, решает применить не «эстетический» или «текстологический» метод, а «исторический» и «идеологический»; в результате он с легкостью приходит к выводу, что строфа, о которой идет речь, должна стоять перед строфой XIV — с тем, чтобы представить зачатки декабристского движения в исторической последовательности (покойный Томашевский в 1934 г. рискнул сделать несколько критических замечаний по поводу маневров Бродского). Бродский пытается внушить, что «забавы» означает у Пушкина «любовь» и «вдохновение», а «шалун» (фр. «polisson»)— «революционер» и «философ»; в итоге строфа звучала бы по-идиотски: «любовь и вдохновение взрослых философов» вместо пушкинских «забав взрослых шалунов».

Однажды в 1824 г., вероятно, в мае, Вяземский написал Пушкину из Москвы в Одессу: «Ты довольно… подразнил его [правительство], и полно! А вся наша оппозиция ничем иным ознаменоваться не может, que pas des espiègleries <как только проказами>. Нам не дается мужествовать против него; мы можем только ребячиться. А всегда ребячиться надоедает».

*

К этому ряду строф можно добавить еще одну строфу или часть строфы (в беловой рукописи «Путешествия Онегина», V, вдоль ее стихов Пушкин провел вертикальную линию и написал рядом со строкой 10: «в X песнь».) Вполне возможно, что хроника событий, ведущая к образованию тайных обществ, закончилась вместе с Десятой главой, XVIII, а потом Пушкин снова возвращается к Онегину (тот находится в Петербурге после сцены с Татьяной, в вымышленном апреле 1825 г.). После вступительной строфы (скажем, «Десятая глава, XIX») глава могла продолжиться (например, строфа «XX»):

Наскуча или слыть МельмотомИль маской щеголять инойПроснулся раз он патриотомДождливой, скучною порой

Россия, господа, мгновенноЕму понравилась отменноИ решено. Уж он влюбленУж Русью только бредит онУж он Европу ненавидит

С ее политикой сухой,С ее развратной суетой…

После этой строфы Онегин мог войти в контакт с декабристами и стать свидетелем восстания 14 дек. 1825 г.

Дополнение к комментариям «Десятой главы»

Согласно Томашевскому («Десятая глава», с. 378–420), материал, относящийся к Десятой главе, в том виде, в каком она хранилась в 1934 г. в Институте русской литературы (ПД, Ленинград), содержится в двух рукописях (обозначенных далее как «тайнопись» и «черновик»), подаренных в 1904 г. рукописной секции Академии наук в Петербурге, единица хранения 57 (тайнопись) и единица хранения 37 (черновик), Александрой Майковой, вдовой Леонида Майкова, ученого, который начал новое издание произведений Пушкина. Эти две единицы хранения таковы:

Тайнопись. Половина листа, обозначенного (в 1934 г.) как ИРЛИ 555 и (в 1937 г.) ПД 170, согнутого пополам, с колонками строк, расшифрованными как шестьдесят три разрозненных стиха, на внутренней стороне правой половины содержится тридцать два стиха, а на левой — тридцать один стих. Бумага имеет водяной знак 1829 г.; на страницах проставлено жандармами красными чернилами (в 1837 г.) 66 и 67. (На фотографии правой страницы, сделанной Томашевским, последняя цифра видна как раз под одиннадцатой строкой);

Черновик. Четверть листка сероватой бумаги, водяной знак 1827 г., определяется (в 1934 г.) как ИРЛИ 536 и (в 1937 г.) ПД 171, с черновиком трех «онегинских» строф: двух (вторая неполная) на одной стороне (далее обозначается «верхняя») с жандармской цифрой 55 в середине левых полей и третьей (неполной) строфой на другой стороне (далее обозначается «нижняя»). Эти три строфы в просмотренных мною текстах пронумерованы, XVI, XVII и XVIII.

П. Морозов в 1910 г.[104] легко раскрыл неуклюжий ключ к шифру; дальнейшая работа над текстом велась Лернером в его примечаниях к т. VI произведений Пушкина в издании Венгерова (1915), Гофманом в его «Пропущенных строфах „Евгения Онегина“» («Пушкин и его современники», IX, 33–35 (1922), с. 311–17) и Томашевским в его превосходной статье в «Лит. наследстве», т. 16–18 (1934). Мои выводы отличаются от выводов Томашевского и других комментаторов, особенно Бродского. Как поясню далее, я считаю, что тайнопись представляет собой не шестнадцать (как полагали ранее), а семнадцать строф. Изучение фотографий тайнописи, сделанных Томашевским, показывает следующее.

ПРАВАЯ СТРАНИЦА

Колонка из шестнадцати строк, написанных толстым пером с нажимом (далее определяется как «перо 1»), представляющая первые строки строф I–X и XII–XVII.