Комментарии: Заметки о современной литературе

Некоторые из рецензентов посчитали, что Земля все-таки исчезла, и Ольга с Бьорном должны начать все заново, как новые Адам и Ева. «Очнулись Ольга и Бьорн, а вокруг – трупы, останки (оболочки) братьев. И никого. Только они двое и Вселенная, которую сделал для них Бог. Ну то есть рай. Вторая попытка», – пишет, например, Евгений Лесин (Ex Libris НГ, 12.01.2006). Это как – Земля исчезла, а остров в теплом океане – уцелел? Бог, конечно, всемогущ, но в романе автор могущественней, а он вкладывает в уста Бьорну слова: «Мне кажется, нам надо вернуться к людям». Физик, атеист, прагматик, доверяющий только «формулам и технологиям», он понимает после происшедшего, что «все это создано Богом» и создано «для нас». Но эти новые Адам и Ева на райском острове даже не знают, как молиться Богу. «Надо вернуться к людям и спросить у них».

Так что – вся эта мистерия разворачивается ради того, чтобы двое молодых прагматиков уверовали в Бога? Или таким сложным способом Бог доказывает, что все-таки и Землю, и человека со свободой воли создал он, а не какие-то там заблудившиеся лучи Света? И кто они такие, посланцы света? Люцифер ведь тоже светоносец.

Автор не ставит решительных точек над i. И правильно делает. Чем уже пространство интерпретации, тем банальнее смотрелась бы насмешливо-политкорректная концовка романа, где читателю и так подсунули слишком много обманок.

Новый мир, 2006, № 4

«ИСТИННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ» И «РАСХОЖИЙ СОВЕТСКИЙ СЮЖЕТ»

Два варианта «Круга»: взгляд из сегодня

Классическое произведение уходит из сферы внимания литературной критики и становится предметом литературоведения. О нем пишут не статьи, а исследования, оно перестает быть причиной спонтанных дискуссий и становится темой докладов на конференциях и симпозиумах. Но иногда оно внезапно актуализируется и вновь становится объектом столкновения мнений. Так случилось с романом Солженицына «В круге первом» после того, как канал «Россия» показал его экранизацию, сделанную Глебом Панфиловым.

Могут возразить: каждая экранизация классики вызывает интерес к самой книге. Вон и «Мастера и Маргариту» выпустили с киноактерами на обложке. Но зрители все же не спорят, хорошо ли вела себя Маргарита, изменяя мужу, и мог ли кот Бегемот платить за себя в трамвае. Они обсуждают – похож ли кот на кота романного (хотя романного-то кота никто не видел) и так ли должен выглядеть бал у сатаны.

Что касается романа Солженицына, то предметом спора оказалось не столько соответствие экранной версии читательским ожиданиям, сколько сюжетные коллизии самого романа. Возьмем хоть дискуссию, развернувшуюся в интернетовском «Живом журнале». Самым обсуждаемым оказался звонок в американское посольство Иннокентия Володина, пытающегося предупредить о встрече советского разведчика с американским ученым, готовым передать «важные технологические детали производства атомной бомбы». Мнения сталкивались диаметрально противоположные. Если один называет этот поступок предательством, то другой парирует, ссылаясь на Гейзенберга: «В тоталитарном государстве долг каждого порядочного человека – совершить государственную измену». Один находит неправдоподобным сам факт звонка: «Допустим, герой хочет спасти мир. Или предать. Но разве для этого нужно звонить в американское посольство с улицы? Да любая баба Маня из пригорода Урюпинска понимает, что его там™ пошлют с разбега». – «Ну, это не так. Звонок фиксируется, бобины крутятся, пленка скрипит – не только в МГБ, но и внутри посольства. Так что нет, не пошлют», – следует возражение.

Важно или не важно для сюжетной коллизии то, что бомба уже взорвана? Нужна ли была стране атомная бомба? Как относиться к тем, кто создавал паритет? Дискуссия выходит за пределы романа и возвращается к нему. Активно обсуждается тема разных редакций романа. Один рассказывает о реакции своего отца на телевизионную версию: «Да что они сделали? В книге-то дипломат был порядочным человеком™ А здесь он обыкновенный предатель!», другой сетует, что «Солженицын собственными руками изуродовал книгу, которая в 70-е казалась потрясающей», зато третий возражает: да нет, не изуродовал, напротив, обострил конфликт.

Так не спорят о классическом романе, острота восприятия которого остыла. Так спорят об актуальном произведении. Это дает и мне основания подойти к роману, написанному почти полвека назад, не столько с литературоведческим инструментарием, сколько со свободными мерками литературной критики.