Отдал как-то Окунев Богу душу. Точнее – попытался. Не за просто так, конечно, а с дальним прицелом, для кое-какой задуманной выгоды.

Заглянул к нему как-то Всемогущий проездом – из чистого любопытства, чтоб посмотреть, кто ему там из окошка который день назойливо машет, – Окунев душу свою ему и подсунул: бери! Повертел ее Творец, повертел и молвил:

– Во говна-пирога кусок, кунсткамера какая. Где ж ты недоразумение такое выискал?

– Как где? – обиделся Окунев. – В себе.

– Я понимаю, что не на помойке. Даже там такого дерьма не сыщешь.

– Но-но! – возмутился Окунев. – Ты, бать, того… не очень-то. Это все ж душа моя единственная, а не сопля повисшая.

– Так ведь у иного одно от другого не отличишь, – пробормотал Господь и начал с души его всякую присохшую грязь оттирать да сколупывать.

– Больно умный какой, – продолжал скандалить Окунев. – Говори лучше сразу – берешь или думать будешь?

– Ты еще меня поучи, – строго ответствовал Всевышний. – Не видишь – рассматриваю.

– Дареному коню в зубы не смотрят.

– Так то ж коню, твари божьей. А ты мне тут какой-то булыжник корявый подсовываешь, оружие этого… как его… пролетариата.

– Какой булыжник, ты что?! – снова возмутился Окунев. – Душу мою бесценную от какого-то булыжника отличить не можешь?!