Коммерция (август 2007)

Помню единственный случай, когда политика вмешалась в нашу деятельность. В середине пятидесятых нам дали сверху установку активизировать торговлю с Японией - надо было попытаться как-то оторвать эту страну от США. В то время основной импорт из Страны восходящего солнца составляла как раз одежда. И наш выбор оказался на удивление удачным: японская одежда была очень качественная, наравне с французской и итальянской. Однако в семидесятые японцы начали резко повышать цены на свою продукцию, и мы были вынуждены отказаться от сотрудничества с ними.

- Какая была наценка на импортную одежду в СССР?

- За трикотаж - примерно в три раза больше в рублях, чем за него было заплачено в долларах. Самая большая наценка шла на пальто и нижнее белье - в пять раз.

- А как находили иностранных поставщиков?

- В основном через торговые представительства. В общем, это была экономическая разведка; поиск первоначальной информации о потенциальных поставщиках осуществляли совзагранбанки. Выясняли, кто реальный владелец, спектр производимой продукции, историю фирмы, отношения с властями, круг поставщиков и так далее. За такую работу Внешторг банкам платил - например, Моснарбанку в Лондоне.

- На протяжении тех тридцати восьми лет, что вы руководили объединением, эта система оставалась неизменной? Сказывались ли на вашей работе хрущевская оттепель, разрядка - или, наоборот, новый виток холодной войны?

- В начале шестидесятых мы начали приглашать для отбора одежды студентов МГИМО. Там училась самая модная молодежь, они нам давали очень ценные рекомендации, рассказывали о том, что сейчас популярно в их среде. Чуть позже появился Слава Зайцев со своим домом моделей. Зайцев начал рисовать какие-то эскизы, и по ним во Франции и Италии шили одежду для СССР.

До сих пор почти наизусть помню программную статью в газете «Правда» 1971 года: «По мере насыщения широкого рынка товарами проблемы, связанные с модой, становятся все острее. Законам моды подчиняется товарооборот, исчисляемый десятками миллиардов рублей, а потому мода требует серьезного к себе отношения». То есть правительство признало, что надо как можно интенсивнее пополнять бюджет с помощью денег от продажи импортной одежды. Нам тогда стали выделять еще больше валюты для закупок.

- За границей вам приходилось действовать по капиталистическим законам - экономическая разведка, тендер на поставщиков, проводки огромных сумм через банки, маркетинг. Вы не находили, что такая деятельность вступает в диссонанс с социалистической системой?

- Вот нам открывают глаза современные экономисты на то время: оказывается, тогда у нас был госкапитализм. (Смеется.) В каких-то ситуациях я действовала даже сверхкапиталистически. Например, в середине семидесятых нам нужно было закупить за границей детские колготки. В Минвнешторге выделили по тридцать одной инвалютной копейке на пару. Поставлять за такие деньги согласились чехи и югославы. А фирмы из ФРГ уперлись, соглашались только на тридцать две копейки. Кажется, всего копейка, - но ведь мы должны были купить десятки миллионов пар. Немцы начали писать на меня жалобы в министерство. «Упрямая, за копейку цепляется». Хотели меня снять, говорили, что я подрываю добрые отношения между СССР и ФРГ. Три года я с ними торговалась. Выторговала. Какой-то немецкий экономический журнал написал про меня тогда: «Удавила нас за копейку».

По итогам этой закупки мне дали премию - тысячу двести рублей.

Участвовала я и в торговых войнах. В первый раз столкнулась с ними в Индии, когда одна местная компания пыталась всучить мне взятку, а потом сдать компетентным органам, подставить, одним словом. Делалось это для того, чтобы я не подписала контракт с конкурирующей фирмой.

Но самые жесткие торговые войны, как ни странно, происходили с участием советских людей. Посольские работники во многих странах получали откаты от местных фирм за лоббирование их интересов. В эту игру пытались включить и меня. В одной стране наши посольские работники предлагали мне взятку в несколько сотен тысяч долларов. Напомню, это были семидесятые годы, когда американский доллар котировался в четыре раза дороже, чем сейчас.