Коммод. Шаг в бездну

Бебий встал, прошел к двери, закрыл замок, повернулся к девушке. Вспомнилась рабыня, принадлежавшая его матери, ее звали Марция. Тут же громко забилось сердце. Она пришла к нему в первую же ночь после возвращения в родной дом. Образ ее недолго держался в памяти. Следом вспомнилась жена, его драгоценная находка, доставившая ему счастье. Клавдия Секунда очень любила его, угрюмого и погрязшего в службе. Более всего Бебию нравилось ее тело. Клавдия была чуть полна, личиком, конечно, не Венера, но и дурнушкой никому в голову не приходило ее назвать. В Риме о ней многие вздыхали, вероятно, нюхом чуяли, она может доставить много удовольствий. Зачем ему эта приговоренная? Ей не позавидуешь. Император, наверное, сейчас не спит, обдумывает, как завтра поступить с Кокцеей.

— Говори правду, — приказал он.

Девица призналась.

— Завтра признаюсь, что ты затащил меня в спальню и здесь запер, а потом тешился.

Бебий усмехнулся — глупая, хитрая девчонка! Ишь, что надумала!..

— Ты решила сделать меня соучастником твоей дерзости? — спросил он. — Кто тебе поверит. Я скажу, что ты лжешь.

— Здесь верят не тому, кто говорит правду, а кто лжет.

Бебия невольно отметил, что она права. В этом сумасшедшем доме, в разгар веселья, никто не может предугадать, как поступит цезарь.

— А ты подумала о том, как император поступит со мной? — спросил он

— А со мной? — дерзко ответила девица.

Бебий не ответил. После короткой паузы Кокцея спросила.

— Меня убьют?

— Как я могу знать? Ты же супруга императора. Может, отделаешься ссылкой.

— Неужели только ссылкой? — не поверила Кокцея, затем радостно воскликнула. — Мне сохранят жизнь?

— Я не знаю.

Вновь тишина, долгая, трудная. Наконец Кокцея тихо выговорила.

— Спаси меня, Бебий. Заклинаю именем Минервы, детьми твоими умоляю, спаси меня.

— Как?

— Он же прикажет посадить меня на кол! Он так и сказал.

— А меня?

— Ты — легат. Тебя любят в армии. Клиобела говорит, что ты сын ихнего наставника, которому верят христиане. Их очень много в легионах. Брат говорил, все войско после «чуда с дождем» ему верит. Его святость осеняет их в бою. Император тебя пощадит.

Бебий Лонг замер, буквально окаменел. Ему стало не по себе. Неужели эта хитрая девчонка права, и Луций заигрывает с ним исключительно потому, что Бебий популярен в армии? Неужели грубый политический расчет и на этот раз в образе этой замызганной красавицы грубо вторгся в его спальню? Может, ему подослали эту несчастную? Вряд ли.

Кокцея подбежала к нему, обхватила за шею.

— Я исполню любое твое желание! Делай со мной все, что угодно, только спаси. Я не хочу умирать! Я молода, я боюсь…

Бебий разнял ее руки, сел на кушетку у стены, подпер голову рукой. Глянул на оставленную на полу, цедившую тусклый свет лампу. В душе стоял комок, не развеять его, не проглотить, не выплюнуть. Прелести Кокцеи, в первое мгновение всколыхнувшие его, теперь вдруг обозначились гниющим на колу мясом, в которое они очень скоро превратятся.

Бебий поднял лампу с пола, глянул на девушку.

— Вот что, Кокцея. Мы сейчас выйдем в коридор. Не поднимая шума, доберемся до выхода и постараемся так же тихо прокрасться в конюшню. Слушай внимательно, если нас поймают в доме или во внутреннем дворе, я объявлю, что поймал тебя, и ты подтвердишь мои слова. Согласна?

Девушка кивнула.

— Поклянись.

— Пусть меня покарают фурии!

Бебий усмехнулся — не велика клятва.

— В конюшне переоденешься в мужское платье, и я попробую вывести тебя в город. В Виндобоне есть друзья, которые могли бы укрыть тебя до утра?

— Да, тетя по матери. Она живет у Северных ворот.

— Хорошо. На лошади удержаться сумеешь?

— Да, брат научил.

— Завтра обязательно доберешься до родного дома и там переждешь несколько дней. Носа не высовывай. В полном смысле. Никому ни слова о том, что здесь случилось, молчи о свадьбе, о Клиобеле. Даже матери. Скажешь, приехала проведать… Почему так поздно? Как сумела выбраться. Я постараюсь послать весточку твоему брату, он навестит тебя. Пусть вернет мою лошадь. Это все, что я могу сделать для тебя.

— Благодарю тебя, Бебий. Пусть тебе помогут боги.

Возле конюшни Бебий осадил ретивого часового из мавританцев, который едва не поднял шум при виде вынырнувшей из полумрака парочки. В конюшне шумно вздыхали, всхрапывали лошади, в пристройке, которую использовали под казарму, спали люди, только командир турмы, до сих пор переживавший унижение, которое впору только рабам, прислонившись спиной к каменной стене, что‑то тихонько напевал на родном языке. Песня была грустная, напоминала волчий вой. Заметив легата, он вскочил, оправил кожаную юбку. Уяснив в чем дело, предложил помощь. Бебий отказался. Тогда мавританец подсказал намазать лицо Кокцеи грязью, чтобы и на вид она смахивала на приехавшего с легатом всадника. Грязи не нашли — сушь стояла над Паннонией, поэтому вымазали Кокцею навозом.