Коммод. Шаг в бездну

Положение спас третий посланник — старейшина племени маркоманов Сегимер, предложивший не спешить, унять неразумные страсти, попытаться поискать взаимоприемлемое решение. Возможно, император согласится растянуть выплату на несколько лет или, например, заменить ее какими‑либо иными товарами?

Старейшина квадов, вполне сносно владевший латынью (как, впрочем и двое других послов — всем им пришлось пожить в пределах империи) охотно поддержал его.

— Давайте внесем в зачет суммы стоимость ваших соотечественников, которых мы якобы удерживаем в своих землях и число которых, как вы утверждаете, превышает сотню тысяч человек. Цены можно брать средние, те, что сложились на рынке в Виндобоне.

Вечером, во время доклада Бебия о состоявшихся переговорах, услышав ответ варваров, император помрачнел.

— Ты в своем уме, Бебий? — тихо спросил он. — Одним из главных условий договора пункт о выдаче всех наших подданных, взятых в плен во время северных войн. Теперь, выходит, мы должны выкупать римских граждан. В таком случае меня вполне обоснованно могут спросить, кто победил в этой не начавшейся в войне? Вы ставите меня в двусмысленное положение и даете лишний довод для начала боевых действий. На чью руку вы играете?

Лонг побледнел.

— Ладно, иди.

Бебий спиной ощутил, с какой холодностью глянул ему вслед император. Встретившись с Переннисом, он передал ему, что цезарь отрицательно отнесся к этому предложению. О «двусмысленности» положения, на которое намекнул Коммод, не упомянул. Он не верил Тигидию. Во время переговоров, а также во время общения с императором префект по — прежнему вел себя с туповатой готовностью исполнить любой приказ. Между собой Бебий и перенис на посторонние темы почти не разговаривали — в этом, как признался себе Бебий, уже отчетливо сказалось веяние времени. Оба таились, понимая, что провал переговоров, разочарование императора грозит им опалой.

Нерадостно было на душе. Вспомнилось, как он сидел в своем лагере на той стороне Данувия, ждал приказ о выступлении… Райская жизнь, если рай, как утверждал его отец, существует.

Он решительно придавил меланхолию и попытался разобраться в сложившейся ситуации.

Золото, золото, золото! Вот о чем постоянно твердил цезарь. Зачем он ставит перед ним и Переннисом невыполнимую задачу? В чем здесь ловушка? Может, дело не столько в золоте, сколько в достойном обосновании необходимости заключить мир? Зачем намекнул, что не будет возражать, если Бебий выдвинет свою кандидатуру на должность главнокомандующего армией. Помнится, он даже обмолвился, что согласится на открытие боевых действий, если Бебий встанет у руля? Уверен, подобное предложение было сделано не только ему, пусть и подающему надежды легату, но и более опытным полководцам. Какова цель?

Кто может ответить на эти вопросы?

Промучавшись до полуночи, Бебий поднялся, натянул военный плащ и вышел во двор. Ночь выдалась темная, безлунная. Редкие звезды светили в небе. Во внутреннем дворе было темно. Только постояв, дождавшись, когда привыкнут глаза, Бебий двинулся в сторону дворцового сада. Добравшись до первых аккуратно подстриженных зарослей туи, услышал хриплое мерное дыхание и тяжкие вздохи. Замер, затаился. Прошло несколько томительных минут прежде, чем Бебий отчетливо припомнил, кому могли принадлежать эти горловые, рвущиеся из самого нутра звуки. Эта невнятная песня любви была ему знакома.

Скоро в кустах послышалась тихая возня, звук поцелуев, и, наконец, голос.

— Ты такой загорелый, — опять поцелуй. — Такой черный. Такой жаркий. Как июльская ночь.

— Да — да, черный, — ответил мужчина.

Бебий едва не вскрикнул от удивления. Это был командир его конного эскорта, мавританец.

— Пора на кухню, — женщина вздохнула. Это же Клиобела! — Там без меня зарез, что‑нибудь не так сделают. Послушай, Муммий, ты в больших чинах? Я слыхала, ты — командир конницы.

— Большой не очень, — Муммий задумался, потом добавил. — Но все‑таки большой.

— Взял бы меня к себе? Поселил бы в домике, в Виндобоне, я бы тебя ждала. Все‑таки легче служить, когда есть к кому приезжать. Всех по боку, а не то! — она показала кому‑то здоровенный кулак.

Бебий не смог сдержать улыбку. Мавританец молчал, видно, эта просьба озадачила его.

— Я не могу купить большой дом, — наконец признался он.

— И не надо большой! — обрадовалась Клиобела. — Пусть будет маленький. Нет, правда, — искренне призналась женщина. — Ты мне очень понравился.

Клиобела помолчала, потом робко добавила.

— Можно совсем маленький. Вот такусенький. С конуру…

Наступила тишина, потом вновь шорох и через несколько мгновений в полосу дребезжащего света, отбрасываемого факелом на крепостной стене вплыла огромная Клиобела. Подобрав тунику она, переваливаясь, поспешила к двери, ведущей в хозяйственные помещения дворца. Скоро из кустов выбралась высокая, плотно укрытая тьмой тень, направилась к казарме. Когда Муммий скрылся в дверях, рядом с Бебием в темноте кто‑то тихо, с некоторым даже надрывом выговорил.