Коммод. Шаг в бездну

— Безусловно. Во второй половине дня доставь ко мне Стацию — Врежь кулаком. Доставить тихо, без шума, а то у нее такой голосище, что весь Рим сбежится. Ступай, старик. Я доволен. Ты гни свою линию, философическую, а я буду гнуть свою. Позови Клеандра, пора одеваться.

Префект поклонился, начал задом отступать к выходу из спальни. Император усмехнулся.

— Что ты пятишься, Ауфидий, как перед каким‑то восточным деспотом. Еще на колени бухнись. Я плоть от плоти римлянин и гражданин, так что веди себя достойно.

Старика бросило в краску. Он выпрямился, склонил голову и повернулся к выходу. Коммод зевнул и, когда старик добрался до двери, спросил.

— Послушай, дружище, что у этой Цитеры и в самом деле такая замечательная попка?

— Знатоки утверждают, что просто образцовая. Истинная Венера Каллипига.

— Ну — ну, не преувеличивай, — поджал губы цезарь, потом, не скрывая интереса, добавил. — Доставить ее во дворец после Стации. Хотя ладно, ступай, этим займется Клеандр.

* * *

Вышедший в декурионы спальников раб всегда сам одевал императора. Так было в детские годы, когда они играли в «похищение сабинянок» или в «Ганнибала у ворот Рима», и в юном возрасте, когда Коммод сменил отроческую тогу на взрослую. Во время одевания Клеандр обычно выкладывал цезарю все дворцовые новости.

Вот и на этот раз, облачая Луция в пурпур, докладывал на ссоре на кухне, где кто‑то из поваров посмел возразить Клиобеле, а маленькую Сейю застукали в кладовой с негром — лектикарием.

Коммод не отвечал, задумчиво подставлял то одно плечо, то другое. Затем неожиданно поинтересовался.

— Как находишь Вирдумария?

— Выше всяких похвал.

— А наш рифмоплет?

— Проявил верность и мужество. В отличие от прошлых лет, когда он легкомысленно покушался на императорское добро, на этот раз Тертулл проявил подлинный героизм при обороне мешка с золотом. Видно, урок, преподанный ему вашим батюшкой, пошел на пользу. Это радует. Описание нашего триумфа напыщенно и глупо, но лучше о ваших объятиях с Саотером и сам Овидий не написал бы.

— Я утвердил его официальным историографом.

— И правильно сделал, господин. То‑то ваша сестричка взовьется! Что‑то в последнее время Витразин начал чаще обычного посещать ее, да еще по вечерам.

— Проследи.

— Обязательно, повелитель. Что касается Тертулла… Надо только запретить ему сочинять мимы. Стихи можно дозволить, пусть балуется, но только не уличные комедии. Если просит душа, пусть попробует себя в трагедиях, как незабвенный Сенека.

Император оглядел себя в широкое бронзовое зеркало. Щелкнул пальцами, и малолетний раб принес на подносе золотой венец, выполненный в форме венка из дубовых листьев. Клеандр осторожно приладил венец на начинающую лысеть возле темени голову принцепса. Тот повернул голову влево, вправо, спросил.

— Как, говоришь, назвала меня Анния Луцилла, когда я вернулся из северного похода?

— Паннонский шут.

Император никак не прокомментировал презрительный отзыв старшей сестры. Он встал, прошелся по комнате, предварявшей его личную спальню, раздвинул занавески на окнах.

В чистое, несказанной синевы, италийское небо четырьмя рядами величественных колонн, позолоченной крышей храма Юпитера Капитолийского, мраморными росчерками других святилищ — Сатурна, Марса — воителя, — зубцами цитадели, врезался Капитолийский холм. Четко рисовались ступени широкой мраморной лестницы, ведущей от подножия холма, от Старого форума, к южной вершине Капитолия. С вершины Палатина город рисовался шпалерами самых разнообразных колонн, портиков, акведуками водопроводов. Слева внизу, сероватой гладью просматривалось русло Тибра.

Коммод засмотрелся на Старый форум. Где‑то там за храмом Кастора и Поллукса накрепко вбит в италийскую почву мильный столб, от которого ведется отсчет расстояний до самых дальних пределов империи. Что и говорить, состояние, доставшееся ему от отца, было необъятно, наполнено всем, что рождала мать — Земля — от людишек до самых удивительных природных диковинок. Если прибавить неисчислимое количество предметов, изготовленных человеческими руками, то наследство получалось бессчетное. Усадьба — весь мир, на задворках которой к северу копошились в снегах одетые в шкуры варварские племена. На юге, в Африке, за полоской освоенных территорий, начиналась пустыня, а далее бесконечный зоопарк, откуда в Рим доставляли слонов, бегемотов, носорогов, львов и прочих невиданных зверей. Там, говорят, недавно отыскали сказочное чудовище ростом выше пяти — шести человек, поставленных один на плечи другого. Чудовище было рогато и жутко на вид, шкуру имело пятнистую и мчалось с неожиданной для такой громадины скоростью. Скоро его доставят в столицу. Интересно взглянуть…

На западе граница усадьбы проходила по берегу Британии упиралась в безмерную ширь мирового Океана.