Коммуна, или Студенческий роман

А Поленька поселилась на том самом мраморном подоконнике. И долгое время у них с мамой всё было хорошо и не было никаких проблем.

Справедливости ради отметим, что мама Полю никогда не била. А пощёчину дала ещё всего лишь раз. Как-то, придя со двора, Поля поинтересовалась:

– Мама, а что такое «блядь»?

И мама дала Поле звонкую пощёчину. От всей души, что называется.

Поля решила, что безопаснее будет узнать, что такое «блядь», самостоятельно. А заодно и всё остальное. От решения примера по математике до: «Почему самолёты такие большие – крыльями не машут, а летают?» Всё-таки инстинкт самосохранения у млекопитающих – самый сильный. Гораздо сильнее пищевого и полового. Потому как последние – лишь парафраз на первый. Едят, чтобы жить. А зачинают и рожают себе подобных, дабы продолжиться в пространстве-времени, сохранить свой генетический код в вечности. Типа того. Хотя всё проще, как водится. Пришёл – спросил – получил по харе – и больше туда не пойдёшь. И самосохранение здесь ни при чём. Скорее вопрос вкуса.

Кормили и одевали Полю хорошо – как всех, зато вовремя. По советским меркам её детство было весьма и весьма счастливым и обеспеченным. Бабушка и тётка Валентина Александровна привозили из Москвы продукты и тряпки. Дедушка из командировок в страны соцблока – продукты, обувь и чудесные игрушки. Поля ходила в бассейн, в музыкальную школу, шахматную секцию и была ангажирована по полной. Мама всё так же кричала и падала в обмороки. Но касалось это в основном папы и старшего брата. Поля приносила домой в дневнике одни железобетонные пятёрки и в конце каждого года – похвальный лист. Мама трепетно складывала все грамоты дочери – музыкальные, спортивные и школьные – в папочку. А папочку – в шкаф, на верхнюю полку. И хвасталась родне и подружкам при случае. Поле это льстило.

Мама никогда не ругала Полю за то, что та читала книги «не по возрасту» и «неподобающих авторов», как говорили её драгоценные подруги. Мама была женщиной прогрессивных взглядов, любила Ахматову, Цветаеву и Высоцкого и даже не отобрала у дочери «Декамерон» Боккаччо, который, признаться честно, не только неплотский донельзя, но ещё и занудный по самое «не могу». Правда, Мопассан и многие другие интересные авторы почему-то перекочевали после этого на антресоль. Впрочем, в доме у бабушки к книгам, как прежде, был свободный неограниченный доступ. И где их взрослая логика? Не говоря уже о том, что сегодняшние одногодки малолетней Поли нашли бы эти произведения куда наивнее «Колобка», безмерно скромнее «Playboy» и целомудреннее весталки. Если сперва потрудились бы отыскать значение последнего слова. И того, что перед «Playboy», – тоже.

Летом Поля уезжала на Волгу, где были лес, река и грибы. Один месяц ежегодно проводила в Москве, где были театры, картинные галереи и Красная площадь. Всё остальное время она жила в Одессе, где было Чёрное море, песчаные пляжи и платаны. Что ж плохого в таком детстве? И с мамой в гости ходили и по магазинам. Шутки шутили и обнимались. Последнее, правда, редко. Крайне редко. Крайне-крайне, крайнее некуда. Мама необъяснимо сторонилась объятий. И всего телесного. Она всегда очень едко отзывалась о коротких юбках, о юношах и девушках, целующихся в парках по вечерам. Как-то даже устроила Поле скандал за то, что та залезла к брату на колени. Девочке было лет десять, и она ничегошеньки не поняла. За что? Что она такого сделала? Но почуяла, что к табу и запретам стоит отнести не только всякие интересные вопросы, а также «телесность». Так это она для себя тогда определила. Хотя – мы-то знаем – на самом деле это называется «чувственность». А что там у её матери с этим не так приключилось – так это один бог в курсе. Да и тот, наверное, уже позабыл. Однако Полина твёрдо усвоила тот урок: с объятиями и поцелуями ни к маме, ни к брату, ни к любому, кто на виду или рядом, – лезть нельзя. Почему? Да потому что! Более рационального объяснения детский мозг этому обстоятельству не находил. Она даже попыталась выяснить у брата, но он в ответ лишь покрутил пальцем у виска и сказал, что тут поможет только психиатр. «Маме или мне?» – подумала Поля, но уточнять не стала. Вдруг именно ей? Мама не упустит случая сводить её к врачу. А от психиатров лучше держаться подальше, потому что та же мама говорит, что все психиатры ненормальные.

Лет с двенадцати Полиных мама стала очень топорно, непременно намёками и краснея, объяснять Поле, что мальчики и мужчины хотят только одного.

– И чего же, мамочка, они хотят? – уточняла пытливая девочка.

– Одного! – громко краснела мама.

– Ну чего, чего одного? – молила открыть ей тайну единственного желания мальчиков и мужчин Поля.

– Ну того самого… Вот ты же много книг читаешь? Вот ты же видишь, ЧТО там делают мужчины с женщинами, – намекала почти уже багровая и сердитая мама тупой бестактной Поле.

– Вижу. Спасают, воспевают, любят, боготворят, проклинают, в карты с ними играют и женятся на них.