Коммуналка

— Наш чай, нам на веку сужденный,Мы в холода испили весь.Мой мир. Мой слабый, нерожденный.Еще — во мне. Пока что — здесь.          — Ты, Санька… Плачешь, мерзнешь, бредишь…          Взаправду: к бабам с животом          И на кобыле не подъедешь…          А что же будет там… потом?..— Ох, Степушка… гляди — старуха!..Лицо — землистее земли.Каким прозваньем люди глухоЕе когда-то нарекли?..          — Ну, Александра… Подь поближе.          Ее узнал. Какая мгла          В очах. Я ничего не вижу.

          Она пришла. Она пришла.

____________

Был накрытый багряною скатертью стол.На столе возлежали на блюдах объедки.За стеною — скандал упоительный шелВо бескрылой семье куропатки-соседки.Золотела в кольцом застывающей тьме,Как горящая бочка, настольная лампа.И за старым столом, как на нарах в тюрьме,Положивши на скатерть не руки, а лапы —Дрожью пленных зверей, ядом гона полны,Болью жизни, что бродит винищем — в бутылях! —Трое молча сидели. Без слез. Без вины.В полумраке каморки навеки застыли.Молодая девчонка с тугим животом

Потянулась за курицей, что на тарелке…Парень с голою грудью, с дешевым крестомНалил водкой дешевой стальные гляделки.Головы он налево не мог повернуть.А по левую руку Старуха сидела.И лицо ее было — коричневый путьГрязью, кровью, снегами пропахшего тела.Вместе с бабой брюхатой сидела она.Вместе с парнем, раскосо глядящим по пьяни.И была со стаканом рука холодна.И морщинистых уст — не сыскать бездыханней.Был подковою конскою рот ее сжат.Но услышали двое из мрака и хлада:— Вам во веки веков не вернуться назад.Вы уйдете со мной.

Я беру вас, ребята.Будет каждый из вас моей силою взят.Не ропщите. Живому роптать бесполезно.Все равно никому не вернуться назад.…Лей же, Степка, вино                    в глотки горькую бездну,Шей же, Саня,                  роскошный и дикий наряд —Чтоб гудеть-танцевать!..                   А метель подпояшет!..Все равно никому                   не вернуться назад.Я — Старуха. Царица.                  Владычица ваша.

— Зинаида! А Зинаид! Нет, ты поглянь только! Санька-то!..

— Да уж и козе понятно.

— А похудела!..

— И-и, Тамарка. Да ить она всю дорогу два пальца в рот вставлят. У тебя-та вот этак не было. Ты ходила — кум королю.

— Че ж она не избавляется?..

— Мать-героиня!.. Вертихвостка!.. Навертела…

— Как ты думаешь, Пань, теперь Степка женится на ней?..

— Степка?.. Да он дурак, што ли!.. Он себе таких Санек найдет — цельный хоровод!.. И вокруг него запляшут…

— Гуляла-гуляла — и нагуляла-таки…

— Дите родить-та легше легкого, а ты взрасти его!.. А кормежка!.. А куды она с ним — одна!..

— На нас рассчитыват. Мыслит: народу много, небось помогут!..

— Хитрюга!.. На чужих холках хочет покататься!..

— А как таится, как таится, бабыньки, если б вы видели! Я тута из кухни сковороду с капустой несу, а она мне навстречу вывернулась. Белая — ну чисто бледная поганка. И улыбается криво. Хорохорится!.. А я ей так впрямую рублю: “Уж не залетела ли ты, Санечка?..” “Нет, — жмется, — это я штой-то в столовке плохое скушала…” А капусту мою из сковородки учуяла — аж белки закатила!..

— Стыдно ей.

— Умела гулять — умей гордо живот носить! Цаца тарасиховская!..

— Итальянка наша…

САНЬКА У КИСЕЛИХИ ПЕРЕД ИКОНОЙ