Коммунизм

«Середняки» и «беднота» тоже потеряли все, что имели, в том числе сельскохозяйственный инвентарь и скот — или то, что оставалось от этого последнего, так как скот предпочитали резать, а не сдавать; вся эта собственность передавалась колхозам. Коллективизированные крестьяне должны были работать установленное число дней в году за минимальную денежную оплату и зерно, выполняя при этом установленные задания государственных поставок; государство платило копейки, а продавало муку или хлеб за рубли, извлекая сотни процентов прибыли. Крестьяне, которым не удавалось выполнить норму, голодали. А с теми, кто от отчаяния воровал продовольствие, поступали как с опасными преступниками: знаменитый декрет августа 1932 года карал смертной казнью или десятью годами принудительных работ за «любое хищение или повреждение социалистической [читай: партийной] собственности», под которой понимались, в том числе, и несколько колосков. По этому закону в течение следующих шестнадцати месяцев было осуждено 125 000 крестьян, из них 5 400 приговорены к смертной казни[5]. Поскольку единственным видом продукции, которую крестьяне получали в колхозе, было зерно, в 1935 году правительство разрешило колхозникам обрабатывать личные огороды размером в среднем один акр на семью, где они могли выращивать овощи и фрукты для собственного потребления и продажи на контролируемых государством колхозных рынках. Им разрешили также держать коров и мелкий скот (но не лошадей). Эти личные участки обеспечивали значительную, несоразмерную с их площадью, часть сельскохозяйственного производства в стране.

В результате коллективизации крестьянство деградировало в гораздо большей степени, чем из-за крепостничества, просуществовавшего до 1861 года, поскольку, будучи крепостным, крестьянин владел (практически, если не теоретически) своим урожаем и скотом. Его новый статус свелся к положению раба, получавшего минимум средств для поддержания своего существования: в 1935 году за тяжкий труд крестьянская семья получила от колхоза 247 рублей в годовом исчислении, ровно столько, сколько стоила пара обуви[6].

Сталин любил изображать дело так, будто коллективизация проводилась добровольно, фактически же правительство прибегало к крайним насильственным методам. Он говорил Черчиллю, что коллективизация, длившаяся три года, была более «напряженным» временем, чем вторая мировая война. Если она тяжело далась ему, то можно лишь предположить, как тяжело эта кампания отразилась на его жертвах. Чтобы сломить сопротивление крестьян на Украине, Северном Кавказе и в Казахстане, Сталин в 1932-33 годах искусственно вызвал в этих регионах голод, изъяв из них все продовольствие и окружив их армейскими частями, чтобы не дать голодающим крестьянам мигрировать в поисках пропитания. Подсчитано, что это искусственно вызванное бедствие привело к гибели 6–7 миллионов человек[7]

. Чтобы сломить сопротивление казахов-кочевников в Средней Азии, режим прибег к особо жестоким мерам; считается, что погибло около трети казахского населения[8].

Непосредственная цель коллективизации — финансирование значительной части расходов на индустриализацию — была достигнута; продовольствие фактически отбирали, распределяя его затем в городах и промышленных центрах. В конечном счете, последствия коллективизации были катастрофическими: она разрушила российское сельское хозяйство, сначала подвергнув депортации наиболее предприимчивых крестьян, а затем лишив колхозное крестьянство земли и урожаев, которые им больше не принадлежали. Россия, которая до революции была одним из крупнейших экспортеров зерна в мире, в дальнейшем еле-еле могла себя прокормить.

К 1934-35 годам, когда были отменены карточки, и Сталин заявил, что «жизнь стала легче, товарищи, жизнь стала веселей», худшее осталось позади. Ненадолго, однако. Режиму нужен был новый кризис для оправдания своей деспотической власти. Ему нужен был и новый враг. Со временем Фидель Кастро, вождь коммунистической Кубы, откровенно объяснит то, о чем его русские наставники предпочитали умалчивать: «Революции нужен враг… Революции для развития требуется антитезис, а именно — контрреволюция»[9]. И если врагов нет, то их следует выдумать.