Комната с видом

— Ну... должен сказать, я встречался с ней только дважды: в Тонбрид- же, когда она ничем не отличалась от других девушек, и во Флоренции.К тому времени как я перебрался в Саммер Стрит, она еще не вернулась из Италии. А вы, как я понимаю, встречались с ней в Риме и Альпах, не так ли? Хотя нет, вы же и раньше были знакомы... Во Флоренции она тоже ничем не отличалась от других, но я ждал чуда...

— Какого чуда?

— С равным успехом вы могли бы спросить меня, какую пьесу она сыграет в следующий раз... Просто у меня появилось такое чувство, что у нее растут крылья и она вот-вот взлетит. Я мог бы показать вам рисунок из моего итальянского дневника: на котором мисс Ханичерч изображена в виде воздушного змея, а мисс Бартлетт держит в руках бечевку. Следующий рисунок: бечевка рвется...

В его дневнике действительно был такой рисунок, только нарисованный позднее, когда он взглянул на вещи с художественной точки зрения. А тогда, во Флоренции, он и сам крепко держал бечевку.

— Но на самом деле этого не случилось?

— Нет. Я бы еще мог пропустить момент взлета мисс Ханичерч, но не грохот от падения мисс Бартлетт.

— Так вот, бечевка оборвалась, — тихим, вибрирующим голосом произнес Сесил.

И в тот же миг до него дошло, что из всех способов сообщить о своей помолвке он выбрал самый неудачный. Ох уж это его неумение обращаться с метафорами! Мистер Биб может понять это так, будто он — звезда, к которой Люси взмывает в небеса.

— Что значит оборвалась?

— Ну... Люси дала согласие стать моей женой.

Его собеседник не сумел скрыть своего разочарования.

— Простите. Я не знал, что вы так близки, иначе не позволил бы себе говорить о мисс Ханинчерч снисходительным тоном. Мистер Вайз, вы должны были меня остановить.

Сесил поджал губы. Он ждал не извинений — поздравлений. Вот, значит, как мир отнесся к его подвигу! Конечно, он, как всякий мыслящий человек, презирал мир, но был чувствителен к некоторым свидетельствам своего успеха.

— Прошу извинить меня за то, что я заставил вас пережить шок. Кажется, вы не одобряете выбор Люси?

— Не в том дело. Просто вам следовало меня предупредить. Я знаю мисс Ханичерч недостаточно хорошо, чтобы обсуждать ее характер и поступки — тем более с вами.

— Вы упрекаете себя в нескромности?

Мистер Биб взял себя в руки. Поистине, мистер Вайз обладает даром ставить людей в неловкое положение!

Он воспользовался преимуществом своей профессии.

— Нет, конечно. Во время нашего пребывания во Флоренции я предположил, что ее бедное событиями, безмятежное детство скоро кончится, — и оно кончилось. Я смутно предвидел, что она вот-вот совершит очень важный шаг в своей жизни, — так и вышло. На нее снизошло озарение. Благодаря вам — простите за откровенность, но раз уж мы так начали... — благодаря вам ей открылось, что значит любить. Это величайшее знание, которое дается людям в их земной юдоли.

Тут он снял шляпу, чтобы помахать ею приближающейся со стороны сада троице. И поспешил закруглиться:

— Теперь уже от вас зависит сделать так, чтобы это знание обернулось ей на благо.

— Большое спасибо! — процедил Сесил, чувствуя, что не напрасно он не жаловал священников.

— Нет, вы слышали? — крикнула, поднимаясь по склону им навстречу, миссис Ханичерч. — Мистер Биб, вы уже знаете нашу грандиозную новость?

Фредди, к которому вернулось природное добродушие, начал насвистывать свадебный марш. Молодежь редко выступает против свершившегося факта.

— Так точно, слышал! — откликнулся гость. — Миссис Ханичерч, сейчас я сделаю то, чего от меня ждут в подобных случаях, но чего я почему-то ужасно стесняюсь... Я призываю на молодых людей благословение небес. В горе и радости, в большом и малом, пусть их жизнь, жизнь мужа и жены, отца и матери будущих детей, будет счастливой и безоблачной!.. А теперь я хочу чаю.

— Вы вовремя сменили тему, — сказала хозяйка дома. — Здесь, в Уинди Корнер, быть слишком серьезным воспрещается!

Он с радостью перенял ее шутливый тон. Кончились потуги на строгую доброту, равно как и попытки придать ситуации торжественность за счет поэтических и библейских образов. Никому больше не хотелось или не удавалось быть серьезным.

Помолвка — столь важное событие, что каждый, кто с ним столкнется, неизбежно испытает радостное, благоговейное чувство.

Потом, в тиши своих комнат, мистер Биб, или Фредди, или кто-нибудь еще снова настроится на критический лад. Но сейчас все они были во власти радостного возбуждения. Сила, подчинившая их себе, затронула не только уста, но и сердце каждого из них. Эта власть сродни той, что обуревает человека, случайно забредшего в храм чуждой ему веры. Стоя поодаль и глядя со стороны, мы сохраняем способность смеяться над ней, отрицать ее или — что хуже всего — дать волю сантиментам. Но очутившись внутри, перед лицом чуждых богов, мы ничем не отличаемся от ее приверженцев.