Комната убийств

Да, эти последние слова чуть не приговорили Талли Клаттон к смерти. Вслух Дэлглиш сказал:

— Смерть вашего брата была ее подарком вам. Она хотела сохранить музей ради вас. Возможно, она даже ждала от вас благодарности.

Теперь в ее голосе появилась жесткость.

— В таком случае она меня не знала — как, впрочем, и вы. Вы думаете, я не любила своего брата?

— Нет, я так не думаю.

— Мы, Дюпейны, не выказываем чувств на публике. Нас так учили, мы прошли жестокую школу. Мы не сентиментальны по отношению к смерти — что к своей, что к чужой. Мы не ударяемся в невротический вой и хныканье, как другие люди, которые заменяют такими выходками обязанности, накладываемые истинным состраданием. Я действительно любила Невила. Он был лучшим из нас. На самом деле его усыновили. Не думаю, что кто-нибудь знал, кем была его мать, — кроме нашего отца. Маркус и я всегда считали Невила его ребенком. Иначе почему брата усыновили? Отец был не из тех, кому свойственны благородные порывы. Моя мать выполняла его желания: такова была ее роль в жизни. Невила усыновили до моего рождения. Мы часто ссорились. К его работе я почтения не испытывала, как и он — к моей. Он мог презирать и меня, но я его не презирала. Невил всегда был рядом, я его всегда считала старшим братом. Он всегда был Дюпейном. И как только я все поняла, то уже не могла находиться с Мюрел Годбай под одной крышей. — Она замолчала, а потом спросила: — Теперь все?

— Все, о чем я имел право спрашивать, — сказал Дэлглиш. — Мне не дает покоя Талли Клаттон. Она сказала, что вы предложили ей принять обязанности Мюрел по уходу за квартирой.

Кэролайн поднялась и потянулась за сумочкой. Затем улыбнулась.

— Не беспокойтесь. Будут введены жесткие ограничения. Чуть-чуть вытереть пыль, пропылесосить полы. Я помню добро, даже если сама к нему не особенно стремлюсь. Если «Клуб-96» и возродится, встреч в Дюпейне больше не будет. Мы не хотим, чтобы местные копы с ревом ломились в наши двери лишь на том основании, что им кто-то стукнул о наркотиках и педофилах. До свидания, коммандер. Жаль, что мы с вами не встретились при других обстоятельствах.

Кейт, все это время хранившая молчание, вышла с Кэролайн, и за ними закрылась дверь. Через несколько минут инспектор вернулась.

— Господи Боже мой, как же она надменна! А все семейная гордость! Невила ценили потому, что он наполовину Дюпейн. Как вы думаете, усыновление — это правда?

— Да, Кейт, это правда.

— А «Клуб-96»? Что она с этого имела?

— Полагаю, деньги. Люди оставляли пожертвования в счет уборки и напитков. Однако в основном она наслаждалась могуществом. В этом они с Годбай похожи.

Дэлглиш представлял Годбай, которая сидит за своим столом и тайно лелеет мысль, что, если бы не она, музей был бы закрыт; прикидывает, как и когда она может признаться Кэролайн в том, что она для нее сделала — в этом слишком дорогом подарке любви.

Кейт сказала:

— Думаю, Кэролайн Дюпейн сохранит клуб. Если Суотлинг перейдет к ней, они смогут без большого риска встречаться там, особенно на каникулах. Как вы думаете, нам следует предупредить Талли Клаттон?

— Это не наше дело, Кейт. Мы не можем наводить порядок в жизни других людей. Талли Клаттон не дурочка. Она сама примет решение. Не нам ставить ее перед моральным выбором, сделать который, возможно, не в ее силах. Ей нужны эта работа и этот коттедж — вот так.

— Вы имеете в виду, что она может пойти на компромисс?

— Когда многое поставлено на карту, люди часто идут на такое. Даже самые добродетельные из них.

12

Последний на этой неделе семинар подошел к концу. Было пять часов вечера. Сидевшая напротив Эммы студентка было сегодня одна. Ее подруга слегла с гриппом — первая жертва в новом триместре. Эмма горячо надеялась, что это не начало эпидемии. Ширли не спешила уходить. Эмма искоса глянула на девушку: та ерзала на стуле, опустив глаза, сжимая лежащие на коленях маленькие, неуклюжие руки. Подавленность была слишком явной, чтобы проигнорировать ее. Эмма обнаружила, как про себя молится: «Господи, пожалуйста, не позволяй ей требовать от меня слишком многого. Не сейчас. Пусть это будет недолго».

Ей необходимо успеть на поезд, отходящий в половину седьмого; Адам встретит ее в три минуты восьмого на Кингс-кросс. Она с ужасом ждала телефонного звонка, сообщающего, что у него ничего не получится, но он не звонил. Такси Эмма заказала на половину шестого, с запасом, в расчете на пробки. Маленький чемодан был уже собран. Складывая ночную рубашку и халат, она улыбалась, представляя, как Клара, увидь ее, заявила бы, что подруга готовится к медовому месяцу. Она отогнала образ высокой темной фигуры, ждущей ее у турникетов, и спросила:

— Вас что-то беспокоит?

Девочка посмотрела в глаза преподавательницы:

— Другие студенты думают, будто я здесь потому, что ходила в общую школу. Они полагают, что государство заплатило Кембриджу и меня взяли. Поэтому я здесь, а не потому, что я умная.

— Кто-нибудь вам такое говорил? — резко спросила Эмма.

— Нет, никто. Никто ничего не говорил, но они так считают. Об этом пишут в газетах. И они знают, что так бывает.