Графиня выпустила ее руку, и Анна захлопнула дверь. Автомобиль графини отъехал вслед за остальными, усталое, плохо освещенное лицо не обернулось к Анне проститься. Ночь, прибежище несчастных, поглотило одинокую женщину, суля ей несколько часов передышки до наступления нового, непереносимо яркого дня.
Обойдя Уилшира, который провожал задержавшихся гостей, Анна уединилась на задней террасе и выкурила еще одну сигарету. Здесь было неуютно: слишком светло, и множество чужих жизней обступало ее со всех сторон. Отъехал последний автомобиль. Фасадное освещение растворялось во тьме сада, его тонкие оранжевые нити дрожали в темноте, словно стайка светляков. Анна почувствовала запах сигары, потом увидела, как упал комочек пепла с красным угольком. Напротив нее, невесть откуда взявшись, сидел Уилшир, лениво скрестив ноги; слабая подсветка со стороны дома выхватила из темноты край поднесенного к губам стакана.
— Еще один долгий день в раю, — пробормотал он, до краев переполненный приторной сладостью знойного вечера.
Анна промолчала, мрачные события этого дня все еще не улеглись в ее сознании, трудно было свести их к какому-то балансу, а уж тем более вывести положительный итог — и был ли он? Слишком много всего произошло за долгий день в раю, слишком многое требовалось обдумать. Вот что значит быть взрослым. Сколько-то удастся продержаться, плывя против течения событий и разговоров, но быстро выбьешься из сил, и все волны нахлынут разом. И наступит момент — как это произошло с графиней, — когда волны сточат тебя до песка, пусть природа твоя из крепкой скалы.
— О чем задумались? — процедил Уилшир.
— Вот о чем я думала, — начала Анна, едва не топнув ногой в раздражении. — Я все пытаюсь понять, с какой стати вы заставляете меня одеваться как Джуди Лаверн?
Вопрос вылетел из ее рта неотшлифованным, грубым, и Анна с немым изумлением следила за тем, как слоги и звуки — они казались ей вращающимися в воздухе буквами с заостренными краями — бьют в оставшееся в тени лицо.
Повисло долгое молчание, только сверчки стрекотали где-то в кустах, и присутствие Уилшира становилось все более ощутимым, все ярче разгорался огонек его сигары, когда он втягивал в себя дым.
— Я тоскую по ней, — сказал он.
— Что с ней сталось? — спросила Анна, не смягчая голоса, все еще обозленная, и, не дождавшись ответа, продолжала: — Тут разногласия возникли. Сперва мне сказали, будто ее депортировали, а за ужином выяснилось, что Джуди погибла в аварии.
— Да, конечно, — пробормотал Уилшир с трудом; что мешало ему говорить внятно — резкий дым сигары или спазм, сдавивший горло? — Она погибла… в автомобильной аварии.
Куполом собора опускается на город тьма, журнальный столик превратился в исповедальню. Вдали, на высоком дереве, пробует голос соловей; задребезжал, перемещаясь по столу, стакан Уилшира. Спиралью дыма растворяется в ночи сигара.
— Мы поссорились, — заговорил Уилшир. — Мы были в том доме, в Пе-да-Серра. Весь день катались верхом, потом начали пить. Я пил виски, она, как всегда, бренди. Спиртное ударило нам в голову, мы заспорили… Даже не помню из-за чего. Она приехала на своей машине, так что, когда ей стало невтерпеж, она попросту хлопнула дверью, села за руль и уехала. Я поехал следом. Она прекрасно водила машину — в трезвом состоянии. Я давал ей свой «бентли» совершенно спокойно. Но тут она была пьяна, да еще и обозлена в придачу. Она погнала слишком быстро, по горной дороге. Не вписалась в крутой поворот, и машина слетела с обрыва. Там ужасная высота. Даже если бы бензобак не вспыхнул, она бы все равно…
— Когда это случилось?
— Несколько месяцев тому назад. В начале мая, — покорно ответил Уилшир, и даже соловей смолк. — Я был влюблен в нее, Анна, влюблен по уши. Никогда со мной такого не было, и вот, в моем-то возрасте…
Что-то в его интонациях, в том жесте, которым Уилшир вновь потянулся к стакану, подсказало Анне: быть может, весь спор начался с того, что Джуди Лаверн вовсе не была влюблена до такой степени, как он…
— Ваш спор… — начала было она, но Уилшир вдруг вскочил, затряс головой и руками, в панике не зная, куда спрятаться, чтобы забыть, кто он и с кем. Окурок сигары откатился в угол террасы.
Уилшир повернулся спиной к поляне, запрокинул голову, вытряхивая непрошеные воспоминания. Анна сидела согнувшись, упираясь локтями в подлокотники кресла, и не видела того, что в окне над террасой отчетливо различал Уилшир: белое ночное платье Мафалды, ее ладони, прижатые к стеклу.
Уилшир рывком поднял Анну на ноги.
— Я пошел спать, — заявил он и поцеловал ее в губы — уголком рта, но этого хватило, чтобы внутренности свело судорогой.