Компания

– Раньше в «Зефире» всех заставляли подписывать бумагу под названием «любовный контракт». Это страховало компанию от последствий перепихона с боссом или, наоборот, с секретаршей. Вернее, от последствий того, что боссы перестали трахать своих секретарш. Но этого оказалось недостаточно. Поступила жалоба от служащей, которой никто не домогался. Она заявила, что сотрудники ее дискриминируют – между собой встречаются, а с ней нет. Может, это и пpaвда была, но ей-то компания не запрещала встречаться с сотрудниками. Если спросишь меня, главной причиной было состояние ее кожи. Тем не менее теперь всем работникам «Зефира» запретили встречаться со своими коллегами. «Альфы» это, само собой, не касается.

– По-моему, это незаконно – предписывать служащим, с кем заводить отношения, а с кем – нет.

– Правильно, но «Зефир» запрещает не отношения, а сексуальные домогательства. Что такое домогательство? Это немотивированное предложение. Ты не можешь пригласить женщину на свидание, пока она тебя не попросит. А она не попросит, потому что это считается домогательством. Знаешь, это не «Альфа» придумала, – улыбается Ева. – «Зефир» сам допер. Альфийская магия в действии.

Джонс молчит. Это помогает ему вспомнить, почему он хочет разделаться с «Альфой». Это объясняет также, почему у стольких служащих «Зефира» обгрызены ногти.

– А что еще Блейк про меня говорил? – интересуется Ева.

– Не очень лестные вещи.

– Ну, это и так понятно. В общем, забудь. Ну его совсем, Блейка. Не хочу говорить о нем, хочу говорить о тебе.

– Все в порядке, ты не…

Ева перегибается вперед, берет его за руки. Начатое предложение заканчивается чем-то вроде «уп».

– Джонс. – При свете ламп глаза Евы кажутся ужасно большими, темными и загадочными. – Я сразу поняла, какой ты талантливый. Ты так быстро докопался до «Альфы», это впечатляет. Потом мы поехали кататься в моей машине, и я подумала, что ты идиот. Ведь этикой все только прикрываются. На самом деле они беспокоятся, что о них подумают и законно ли это. Или просто боятся принять решение. Но ты не такой, и я наконец-то додумалась, в чем тут дело. Ты хороший. – Брови Джонса непроизвольно прыгают вверх. – Ты, наверное, даже не знаешь, как это редко встречается. А я знаю. Все мои знакомые мужчины либо умные эгоисты, либо великодушные дураки. Я уважаю таких, как Блейк и Клаусман, но они мне не нравятся. Ты другой. Это глупо, но богом клянусь, я не знала даже, что в жизни бывают такие, как ты. – В ее глазах, к тревоге Джонса, появляется влажный блеск. – Из-за тебя я чувствую, что во мне чего-то недостает. – Она вытаскивает из коробки очередной платок, вытирает нос. – Я не говорю, что хочу быть точно такой же. Вряд ли это возможно. Но я точно не хочу, чтобы ты стал таким, как они. Ты достоин восхищения, Джонс, я это сердцем чувствую. Ты хороший. Я думаю, мы могли бы поучиться кое-чему другудруга. Думаю, мы друг другу нужны. Думаю… Нет, знаю. Знаю, что ты мне нужен по-настоящему.

– Ох. – В голове у Джонса завывает сирена, ладони вспотели, в груди тесно. Диаметрально противоположные идеи насчет того, что ему делать дальше, возникают одна за другой.

– Если будешь смеяться – убью.

– Я не собираюсь смеяться.

– Никогда этого раньше не делала.

– Чего не делала?

– Не говорила таких вещей.

– А-а, – с облегчением говорит Джонс.

– Подумаешь еще, что я девственница.

– Нет-нет. Извини.

– С невинностью я рассталась в тринадцать. Не совсем добровольно, и до двадцати у меня больше никого не было. Так что расцвела я, можно сказать, поздновато. – Она улыбается, глядя на него. – Ой, Джонс, ты такой лапочка, когда тебя что-то шокирует.

– О господи, – только и может выговорить он.

– Поцелуй меня. Пожалуйста!

Он целует.

Ее сухие губы потрескались, но при соприкосновении с ними в голове у него что-то вспыхивает. Может быть, это горят синим пламенем его основные правила. Джонс воображал себе этот момент много раз, иногда просто так, иногда с полной отдачей, и ни в одном из сценариев у Евы не было насморка. Полагалось бы сказать, что шило реальности в который раз проткнуло мыльный пузырь фантазии, но это совсем не так. В его жизни не было ничего приятнее этого поцелуя.

Ева запускает руки ему под рубашку и пытается расстегнуть ее изнутри, но рубашка новая, петли тугие. Ее губы разъезжаются под его губами. Оба смеются. Свою ночную сорочку Ева не снимает, и Джонс соображает, что эту инициативу должен взять на себя. Непростая задача оборачивается путешествием в мир удивительных открытий. Он покрывает Еву поцелуями от пупка до плеча. На верхней площадке она охватывает его лицо ладонями и выдыхает:

– Люблю тебя!

– И я тебя, – говорит он. Что самое ужасное, это правда.

* * *

Почти уже добравшись до кровати, он во тьме натыкается на зеркало. Одна створка откидывается к стене, другая бьет его по ноге.

– Ууууй!

– Джооооонс?

– Извини.

– Ты что там делаешь?

– В туалет ходил. – Он залезает под одеяло.

– Ммм. – Она кладет руку ему на грудь, утыкается головой в плечо. – Я уж думала, ты смыться хочешь.

– Нет.

– Ммм. – Она сжимает его руку выше локтя, потом отпускает.