Компас черного капитана

Я отставил дальнобой в сторону, и в тот же миг Эльм развернулся и здоровой рукой врезал мне в челюсть, отправив в темноту. Но за миг до этого я услышал вопль Фарри:

— НЕТ!

Когда я очнулся — не спешил открывать глаз, медленно проверяя, все ли со мною в порядке. Лежать было холодно, во рту царил привкус соли. Кровь запеклась на губах, и в ушах звенело. Я осторожно прошелся по зубам, обнаружив, что один из них шатается так, что из-за любого случайного движения он попросту вывалится изо рта.

— Эльм, он ведь спас тебе жизнь, — напористо говорил Фарри. Его голос с трудом пробивался сквозь дымку в голове. — Что, если он теперь дураком навсегда останется?

— Не боись, собачий выкормыш, не останется. У него там кость одна. Я себе руку рассадил об этого поганца, и теперь у меня болят обе, — ворчал здоровяк. — Крепкая башка у придурка.

Я решил еще немного побыть без сознания.

— Я считаю, что он прав, — бурчал Фарри. — Этот Фадар — очень хороший человек. Добрый. И рыбаки нам помогали.

— Тот, кто тебе рукав разодрал, — тоже добрый был?

В Эльме чувствовалась вина за содеянное, и это меня обрадовало. Значит, не так страшно будет «приходить в себя». Вызвать гнев силача еще раз — перспектива удручающая.

— Он угрожал мне оружием.

— Но ты нарушил уговор!

— Это я слышу от гильдейца-воришки? — хмыкнул Эльм.

Фарри обиженно засопел.

— Ладно, — примиряюще протянул здоровяк. — Извини. Не твоя вина. Это собачья жизнь виновата. Паренек дурной, но честный. Сразу видно — деревенщина.

Этот человек убил двоих рыбаков без всякого зазрения совести. Но сейчас он искренне сожалел о том, что сказал Фарри про его прошлое.

Я чувствовал, как потряхивает кораблик, проламывающийся сквозь лед и наносы. Голова раскалывалась от боли. Перед глазами плыло, и у горла стоял противный комок, отчего я балансировал на грани тошноты. В кабине пахло энгу.

— Если бы ты тогда не уговорил меня идти в деревню, ничего бы этого не было, — вдруг буркнул Фарри.

— Не нуди, сопляк. Я много для тебя сделал, ты мог бы сделать кое-что и для меня. Или забыл, как тебя донимали братья Ускланы? Или скучаешь по тому толстому факиру, что все норовил пристроиться к тебе, а? — зло процедил Эльм. — Кто их всех отвадил, а? Или мне нужно было позволить им издеваться над тобой? Считай, что это расплата.

— Вы и правда убили кого-то в деревне? — просипел я, отказавшись от маскировки. — Вы действительно…

— А, собачья вонючка очнулась, — вспыхнул злостью Эльм. — Фарри, держи штурвал прямо, я потолкую с собачьим сыном.

Идти в тесной кабинке было недалеко, уже через секунду силач навис надо мной. От него пахло грязью, потом и кровью.

— Ты слишком болтлив, собачий хрен, — процедил он. Изо рта у него сочилась вонь, и меня замутило еще больше. — Слишком болтлив, запомни это.

— Что вы делали в деревне? — не сдался я.

— Не твое дело, собачья жизнь!

— Что вы делали…

Он ударил меня ногой в живот, оберегая кулаки. Я шумно выдохнул от неожиданной боли.

— Не твое собачье дело!

— Что вы…

Он ударил меня еще раз. И еще. Я попытался защититься, откатиться в сторону, но уперся в стену, а здоровяк поднялся во весь рост и саданул мне по ребрам ногой в тяжелом ботинке.

Я взвыл.

— Эльм! — Фарри бросил штурвал и кинулся мне на помощь. Он повис на своем товарище, стараясь оттянуть его в сторону. Но это было бесполезно. Бой шаркуна с ледовым медведем.

— Закрой свой поганый рот! — заорал Эльм и еще раз меня ударил, а затем нехотя отступил прочь, словно не замечая колотившего его по спине приятеля.

— Слышишь? — Силач смотрел разъяренным зверем. — Никогда не спрашивай второй раз, если я не ответил тебе!!! Так что заткни свой собачий рот!

— Что… вы… делали…

Он рыкнул, рванулся вперед, и его нога врезалась мне в голову. Стало тепло, темно, и в том мире не было боли.

Когда я очнулся в следующий раз, в рубке царила тишина. Двигатель ледохода не работал, но страшное понимание пришло позже. После того как хлопнула дверь и снаружи повеяло холодом.

— Очнулся? — очень спокойно спросил Эльм. — Вовремя.

Я не стал повторять того вопроса, который так его разъярил. Мне было страшно, и все тело нещадно болело от побоев.

— Я немного погорячился, собачий сын. Извини.

У меня не было сил ему отвечать.

— «Пальцы» не выдержали. Гусеницу сорвало, растянуло и вдавило в лед. Мы везунчики, собачья жизнь. Дальше опять идем пешком. Так что поднимайся. Фарри все подготовил. Я полагаю, что до Шапки осталось не больше двадцати собачьих лиг. Завтра уже будем в тепле.

Я с трудом выбрался из рубки ледохода. Снаружи сверкало солнце, вдаль шли путевые столбы, а снег сиял и резал глаза. Очков на сей раз на всех не хватило. Фарри нашел только две пары, одну из которых сразу забрал Эльм. Вторую мы с рыжеволосым мальчишкой использовали по очереди.

Здесь вновь было холодно и дул ветер. После рубки ледохода, хоть и не отапливаемой, мороз казался чудовищным. От него сразу задубела кожа на лице.

Эльм натянул на голову белую вязаную шапку, с прорезями для глаз. Дальнобой висел у него на плече. Раненую руку он обмотал шарфами, отчего казалось, будто у него там припрятан молот.