– Бог мне свидетель, если ты не видишь, что этот человек был безумен, мне тебя не убедить, – бухгалтер вознёс руки к небу, взывая к невидимому богу. – Одумайся, что плохого я сделал тебе? Где Регина?
Я засмеялся, впервые за долгое время по-настоящему. Засмеялся как капитан, сидя над бездыханным телом Гренова. Засмеялся, ведь всё это время был слепым идиотом и допустил столько ошибок, что нет мне прощения в аду.
– С ней все в порядке, а вот ты понимаешь, что живым не уйдешь? – взведя курок, я улыбался и щурился под солнцем.
– И что я сделал не так? – Фома улыбнулся в ответ, разведя руками.
– Это отвёртка из моего портфеля, – улыбаясь, я нажал на спусковой крючок.
Пуля угодила прямиком в таз, и Фома свалился на песок.
– А после твоего пойла спится хорошо.
Фома хрипел и скулил, хватаясь за простреленную промежность. Следующий выстрел угодил в ногу.
– Не знаю, как ты отравил ту пару, может, и не ты убийца, но рисковать не к чему, – меня переполняла беспочвенная ненависть к этому человеку. Сердце подсказывает мне, что я делаю правильный поступок.
– Надеюсь, ты сдохнешь в этой ебучей пустыне, – сквозь зубы проговорил Фома.
Он перестал выглядеть как добродушный сосед, в его глазах читалась жажда убийства. Хотя если стрелять в людей, по-другому они на тебя смотреть не будут.
– Аминь, брат, – произнёс я и прострелил ему голову.
Пришлось повозиться, чтобы запустить генератор и восстановить связь. Через два дня нас забрал вертолёт, и вот я сижу за столом где-то под землёй. Яркий свет бьёт в глаза, и хочется излить всю душу. Рассказать каждый секрет, но голос отчётливо задаёт вопросы лишь по тем дням, проведённым в аду.
***
– Давно даёт показания? – тучный мужчина лет за пятьдесят смотрел через стекло Гезелла на покрытого ожогами и волдырями выжившего. Девушку допросили час назад, и она заинтересовала его куда больше.
– Уже как три часа. Ввели ему целую ампулу на всякий случай, вдруг память где подведёт. Ещё нашли вот это на трупе нашего человека, – в руках блондина, одетого в черную униформу, возникла карта памяти, но тучный мужчина лишь отмахнулся от неё.
– Специалисты сказали, на ней нет ничего связанного с проектом, лишь истории мертвых людей. Можете вшить её в дело для психического анализа подопытных после перемещения.
– Вас понял, – глаза цвета льда совершенно не выражают эмоции, а свежая нашивка красного спрута отлично смотрится на чёрной униформе.
– Хорошо, люблю понятливых. Лицо ответственное за проект уже на объекте?
– Гермиус выдвигается в сторону Гаммы.
– А… Алексей Янович. Всё никак не хочет соскочить с моего карандаша, – тучный мужчина отрывисто засмеялся, и в такт его смеху задёргался висящий на шее пропуск пурпурного цвета. – Удивительно стечение обстоятельств, в автобусе находились аж два человека, знакомые с протоколом «Тишина», вы так не считаете?
– Была ли его инициализация настолько необходима? – произнёс блондин, отчего у тучного мужчины брови поползли на лоб.
– Мне рекомендовали вас как лучшего на курсе, разве там не знакомят со стандартными протоколами?
– Устранение лиц, не имеющих нужного допуска в нештатной ситуации, – трата сил и боеприпасов, пустыня все равно забрала бы их.
– А если бы мы не перехватили сигнал? Попади все эти люди к агентам вражеской разведки, что тогда? Они посмеются и начнут копать, копать под нами яму.
– Как бы то ни было, считаю, что эксперимент оказался провальным, – начал блондин, но осёкся.
– Это правильно, что вы не продолжили, мой юный друг, правильно, – мужчина вновь обратил взгляд на человека, который один из первых пережил межпространственное перемещение. – Если эксперимент дал результат, он уже не провален. Кстати, что с зачисткой?
– Ссылаясь на показания и обнаруженные тела, можно с уверенностью сказать, что они единственные выжившие. Один из агентов самоустранился, второй был убит, – блондин отложил в сторону отчёт и достал сигарету.
– Тут не кури, не хочу дышать дымом из твоих лёгких, – тучный мужчина выхватил сигарету и с удивительной проворностью смял её в кулаке. – Девушку можете перевести в стационар. Любопытно будет понаблюдать, как перемещение повлияло на организм. Мужчину можешь освободить от бремени жизни.
– Так точно, – сухо произнёс блондин.
Флаер
Мы можем многое.