Комплекс Росомахи

– За мной знакомый заехал, – она мотнула головой в сторону кухонного

окна, – А у меня кроссовки…

Степка проследовал на кухню и сунул нос между полосок жалюзи.

– Вон твой знакомый? На «Ямахе»?

– Степ, да не знаю я, на чем он! Вон на том монстре черном.

Алина тоже подошла к окну, и теперь они смотрели через жалюзи оба.

– Баушка! – вдруг заорал Степка. – Ба! Дай Алине свои баретки!

Отворилась одна из дверей, выходящих в прихожую, и из нее выглянула

Евгения Михайловна, бабушка Степки и родительница Степкиного отца. Бабушка

Евгения Михайловна была одета в лосины под анаконду и просторную оранжевую

футболку с надписью «Мир инструмента-2012».

На досуге она любила прошвырнуться с подругами-пенсионерками по

промышленным выставкам в Экспоцентре или Сокольниках, кося под матерую

бизнес-леди и собирая жатву из календарей и авторучек, хотя ни то, ни другое ей

на фиг было не нужно. Сын Степан был владельцем не то спортзала, не то

фитнес-центра, и мог купить дорогой маменьке сколько угодно календарей и ручек.

– А зачем тебе мои баретки, деточка? – спросила она величественно,

снимая с носа пенсне на золотой цепочке. Она любила понты.

Алина не знала, что ей ответить. Ведь это Степан решил, что ей нужны

бабушкины баретки. А сама Алина эти баретки и в глаза не видела.

– Ба, да ты посмотри, какой крутой кент за ней заехал, а у нее кроссовки!..

Евгения Михайловна тоже проследовала к окну.

– Вон тот, на «БМВ»?

– Баушка, ну какая же это «БМВ»? Это «Ямаха»!

– Н-да? А выглядит, как «БМВ». Ну, ладно. Я поняла суть проблемы.

Действительно, кроссовки как-то не очень. Сейчас принесу.

И Степанова бабушка принесла отличные замшевые ботиночки, высокие, с

круглыми мысами, школьным каблуком и на шнурочках.

– Не жмет? – спросила она озабоченным тоном.

Алина потопала ногой. Все отлично. И беленькие носочки пригодились.

– Только ты знаешь, Лина, чего-то в твоем облике не достает, – раздумчиво

произнесла Евгения Михайловна. – Степ, тащи тот свой ремень быстро.

Степка метнулся в свою комнату. Вернулся, держа в руках старый армейский

ремень со звездой на пряжке.

Группа поддержки перепоясала Алину ремнем поверх джемпера. Евгении

Михайловне опять что-то не понравилось, и она, отойдя на несколько шагов назад,

рассматривала результат, недовольно сморщившись. Степка ерошил волосы на

затылке.

На шум из гостиной с Плюхой под мышкой вышла Лизавета, мама Степана и

Евгении Михайловны сноха. Плюха была мелкой псинкой, которую в момент

покупки все считали пуделем.

– На свидание собралась? – спросила Лизавета Алину, размещая Плюху на

барной стойке. – Прическа у тебя какая-то… нестильная. Нужно прикрыть.

С этими словами она полуобернулась в сторону гостиной и прокричала:

– Степочка, можно тебя на минуточку?

Подчиняясь просьбе, вышел Степан, Степанов папаша.

– Степ, а дай Алине на время свою фуражку! – приказала ему Лизавета. –

Девочке на свидание надо, а с головой беда. За ней такой мачо приехал, ты

видел? Я из своего окна его рассмотрела, – пояснила она для присутствующих. –

Не староват он для тебя, дорогая?

Алина ее не расслышала.

Степанов папаша тоже сходил посмотреть на Егора. Хрюкнул одобрительно,

рассмотрев его транспорт, сказал:

– Жесть. Крутой перец. На «Харлее» катается.

Вновь разгорелся спор.

– Какой это «Харлей»? – надрывался Степка-младший. – Ты такие дуги у

«Харлея» своего видел? Это «Ямаха», ясный пень!

– Ты еще «Ява» скажи, – насмешничал старший. – Посмотри на «фартук»,

глупышка. Видишь, у него «фартук» какой? А какой бак?..

Алина маялась. Лизавета быстро прекратила базар, вытолкав мужа за

головным убором.

– А не велик он? – с сомнением спросила Евгения Михайловна, поправляя

картуз на Алининой голове.

– Ну кто так носит? Мама, что вы девочку уродуете?.. – возмутилась

Лизавета и перевернула картуз козырьком назад. – Великоват, но так не соскочит.

Алин, заколка только мешает, пусть волосы падают свободно.

Свекровь поджала губы, но тут ее осенила новая идея, и она весомо

произнесла:

– Я знаю, что нужно еще! Нужен нюанс. Образ не завершен. Лиз, неси свою

цепочку, маленькую самую.

Лизавета нырнула к себе в спальню и вернулась, неся золотую тоненькую

цепочку.

– Вот теперь порядок. Цепочка прекрасно конфликтует с общим образом и

при этом сочетается с очками, – удовлетворенно проговорила ее свекровь,

поправляя золотую ниточку на Алининой шее. – А то как-то твоя оправа

позолоченная смотрелась чужеродно. А сейчас просто блеск. Просто на грани

вульгарного! Погоди, девочка, я тебя сейчас своими духами немножко… Эти ваши

новомодные ароматы, как освежитель воздуха для туалета, извини, конечно.

И Евгения Михайловна потрясла над Алиной пузыречком из синей коробки.

Алина выдохнула. Все. Можно идти.

Егор заждался. Что у нее за форс-мажор еще? «Я ей не романтический

юный влюбленный», – с раздражением думал он, подрагивая ногой.

Знал бы, газету взял. Хотя с газетой на байке, как с веслами на лошади.

«А чего ж ты тогда к ней на своем байке приперся? – грубо поинтересовался

он сам у себя. – А что не юный, это ты в точку…»

Егора никогда не интересовало мнение его девочек на предмет разницы в