И отправил с официантом им бутылочку местного самогона. Приняли,
заулыбались. Пригласили к себе за столик. Кое-как на московском английском я с
ними объяснился. Что, типа, бизнесмен фром Москоу, Нык Ревьякин. Кто они по
виду занятий, я так и не понял, но – Йохан и Андерс. Выкушали мы эту бутылочку,
они оживились и тут же решили догнаться пивком. «Вот это по-нашему, – радуюсь
я, глупышка. Но – приняли по кружечке, и их разморило, в номер собрались. Я не
понял. Только же познакомились, говорю, вы что, мужики? А они уже на морды
такие, блин, мины натянули, что я, типа, вошь, а они Виндзоры. Оба. Меня
разобрало. Момент, говорю. И к бару порысил. Они что-то скумекали, решили
обождать, но все еще с минами. А я подскочил к мальчишке и жестами ему даю
понять, что желаю приобрести вон ту хрень, что в витрине под замком. Он
поначалу не понял, хотел мне накапать в рюмку, но я все же убедил его, что беру
весь пузырь, целиком. И выкладываю ему на стойку четыре евробумажки
стольниками. Вижу боковым зрением, что мои «Виндзоры» замерли, и хоть мины
по инерции у них на мордах те же, но шеи вытянули и ждут, в свой номер больше
не торопятся. И тогда я им на подходе говорю: «Братишки! А выпьем-ка за дружбу
и за страну нашу Россию!» И знаешь, не отказались. Однако, в общем зале все-
таки сидеть не захотели, а потянули меня к себе на второй этаж. Видимо, здраво
предположили, что ужрутся они до свинского состояния, и тому свидетели им не
нужны. Жратвы у них в номере никакой. Заказать их жаба задушила. Что я хочу
сказать, Жор, – жабы у них мощные. Они литр «Джонни Уокера» двенадцатилетней
выдержки без закуси выхлебали, до донышка! Вместе со мной, естественно. Я
только и успевал тосты произносить за наши великие братские народы и за наших
же мудрых правителей. Последний мой тост был за доблестные победы на полях
сражений, а потом я что-то уже не очень хорошо себя почувствовал. Короче.
Очнулся и не могу вспомнить, почему я лежу в ванне, но без воды. И тут посещает
меня догадка, что перебрал я в кабаке на юбилее у префекта, а теперь дома, и
залез в ванну, чтобы привести себя в порядок, а то Нелька ворчать начнет. А воды
нет, потому что вытекла она. Видно, сморил меня сон, и я во сне ногой затычку
задел, вода и вытекла. Веришь – ничего другого больше в голову не пришло! Я
включил снова воду, наладил ее погорячее и для надежности пяткой заткнул слив.
И, Жора, опять в забытье провалился, будь оно неладно! Очнулся от страшных
воплей. За плечо кто-то трясет, и хотя глаза я еще не продрал, но уже
почувствовал во внешней среде что-то неправильное и даже зловещее. А когда
продрал, что же я увидел, Жора! Я в костюме и галстуке сижу в ванне, полной
воды, а вода уж и через край перелилась, и так она бодро переливалась, что мои
штиблеты за пятьсот евриков уже смыло на кафель, да и кафеля, как такового, не
видно, поскольку он тоже под водой. Надо мной нависли рожи, две из них смутно
знакомые. Ба! Да это братья-скандинавы, как их… Йохан и второй… Второго
забыл. А две другие, которые тоже орали и трясли меня за рукав, упакованы были
в форменные тужурки, значит, из персонала. И вот какая предыстория
обрисовалась. Эти сволочи, Йохан с Андерсом, когда весь мой «Уокер» высосали
и надумали разбрестись по спальным местам, обнаружили в кресле по ту сторону
журнального столика крепко спящего меня. И тогда они почему-то решили, что
лучшего места, чем ванна, для этого русского придурка нету, хотя могли бы
уложить по-добрососедски на диванчик, который, кстати, у них же в номере и
имелся. Да хоть бы и в кресле оставили! Допустим, они не знали, куда меня
волочь, в каком номере я здесь поселился, но зачем в ванну-то грузить?! Засунули
меня в этот таз, а сами упали по своим койкам, как белые люди. А ранним
утречком, после того, как я, временно очнувшись, решил принять ванну не
понарошку и пяткой водосток заткнул, и водичка через край перетекать начала, а с
потолка на первом этаже часто закапала, всех ждал сюрприз. Знай наших.
Прибежали нервные дежурные, или кто там у них, и, следуя от устья к истоку,
нашли нужную дверь. Заколотили. Отворили им, надо полагать, не сразу. Рожи
помятые, одежда тоже, потому как спали, в чем пили, в голове набат. Но как
услышали страшное слово «ущерб», но как дошло до них, что в носках по воде
шлепают, то мозги их прочистились моментально. Ринулись из корыта меня
доставать. Милости просим, камрады. Жор, они визжали так, что было слышно в
соседней Дании, точно тебе говорю! Пальцами в меня тычут, слюной брызжут, и я
ясно понимаю, что при этом говорят они обо мне одни гадости. Смог разобрать
только международное что-то. Ну типа, русиш швайн, и еще, кажется, что-то про
президента. Но потом выяснилось, что много чего еще прозвучало
неполиткорректного. Я спокойненько так извлекаю себя из их ванны, весь в струях
воды, и собираюсь из нее с достоинством выйти, чтобы проследовать к себе в
номер. А чего мне здесь еще делать? Но эти уроды меня не пускают, ты это
можешь себе представить? Я, конечно, прошел сквозь них, вышел в коридор, а они