Компромат

«А вдруг Дежкина меня надула? — словно на стену наткнулся Алпатов. — Вдруг она, ее муженек и сынишка, просто обвели меня вокруг пальца?»

Алпатов даже прислонился к стене, потому что ноги вдруг странно ослабели.

«Ну конечно, она меня надула! — опустошенно подумал он. — ХРЮКАЛОНА! Я-то решил, что именно из-за своей дурости это слово настоящее. Но и Дежкина не пальцем делана! Она же запросто могла просчитать, что кто-то объявится у нее дома. Под любым предлогом. И выдала мне форменную туфту!»

Алпатов полез в стол, достал заначку сигарет. Теперь не до благородного порыва бросить курение. Теперь в дураках бы не остаться, не вылететь с работы, не получить в лоб девять граммов свинца…

«А Дежкина действительно хитра, зараза. Это ж по глазам видно. Следователь прокуратуры! Она колола и не таких ухарей!»

Алпатов вдруг потрогал свой рукав. Тот был еще слегка влажный. Стал обнюхивать мокрое пятно — нет, вроде вода как вода. Или не вода?

«Зачем она опрокинула на меня стакан? — уже в панике размышлял Алпатов. — Это яд, что ли? Слушайте, а ведь она мне, выходит, ничего не сказала, а я ей — все! Про подземный город, про метро… Я-то надеялся, что, пока они доберутся, я успею девчонку выпустить. А они мне навешали лапши. И сейчас ищут свою ссыкуху!»

Губы у Алпатова дрожали. Руки никак не могли зажечь спичку. Наконец он кое-как прикурил и глубоко затянулся. По телу разлилась противная слабость. Он не курил уже месяца два. Легче не стало.

«…Вашу мать! Да я в ногах у Саперова буду валяться, задницу ему лизать, если все всплывет! В благородство решил поиграть! Новые методы! Психология! Дедукция! Чтоб ей!»

Телефон коротко пиликнул, и Алпатов чуть не упал на аппарат.

— Митя, еще спишь? — спросил пьяный голос. — А мы тут бухаем вовсю. Приезжай. Захвати банку, не поленись.

— Вы куда звоните? Вы знаете, который час?! — заорал Алпатов так, что на том конце должны были сразу протрезветь. — Сейчас два часа ночи!

— Прости, старик, — не протрезвели там. — Мы думали, ты еще не спишь…

— Придурки! — крикнул Алпатов и положил трубку.

Минуту он сидел, приходя в себя. Медленно загасил сигарету и снова поднял трубку.

— Майор Алпатов, третий блок, — попросил он телефониста. В трубке что-то щелкнуло. — Минер у вас?

— Никак нет.

— Это Саратов. Канарейка свободна. Распоряжение первого.

— Есть, — ответили ему.

«Так, девчонку отпустят. Теперь самое приятное».

Он снова поднял трубку.

— Майор Алпатов. Блок Кавказ.

— Чье распоряжение? — спросил телефонист.

— Первого.

— Номер?

— Одиннадцать дробь двести.

Телефонист замолчал.

— Одиннадцать дробь двести требует идентификации.

— Я подожду, — сказал майор и положил трубку.

Одиннадцать дробь двести — это был приказ на убийство Гагуева. Подтвердить его можно было только паролем. Сейчас телефонист свяжется с отделом шифровок, там ему дадут пароль, если Алпатов скажет то же слово, приказ вступит в действие.

Его перешлют в Грозный, там по рации передадут мелодийку одну, ее услышит Мовлад. Дальше — как получится.

— Майор Алпатов?

— Да. Вы звонили по поводу одиннадцать дробь двести?

— Так точно.

— Я слушаю.

— Гусиная охота.

— Приказ ушел, — сообщил телефонист.

«Ну вот и все, — подумал Алпатов. — Теперь наступает самое трудное. Агент приедет завтра. У меня есть всего один день. В понедельник Главный поймет, что я его облапошил. До понедельника я должен быть у Президента».

Алпатов встал, подошел к дивану и упал на него лицом вниз.

Суббота. 9.49–15.37

Ахи и охи, слезы радости, слезы горечи, клятвы во взаимной любви и уважении до гроба, переходящие во взаимные упреки и снова в ахи и охи, продолжались часа два.

Дочь и мать тискали друг друга так, что, казалось, переломают ребра.

Федор Иванович плакал. Потом спохватывался и начинал хмурить брови, мол, Клавдия во всем виновата. Потом снова начинал улыбаться, а там и слезы не заставляли себя ждать, лились обильно и неприкрыто.

При этом, конечно, не забыли Ленку помыть, перебинтовать, вызвали врача.

Ленка безропотно подчинялась всем их заботам. Что-то в ее глазах появилось кроткое и взрослое. Она утешала мать и отца, даже мирила их, когда те начинали упрекать друг друга.

Кормили Ленку до отвала и тем, что она больше всего любила на свете, конфетами. Шоколад — из Швейцарии — был ею съеден в один присест.

Игорю дали денег, и он, сбегав в ближайший ларек, опустошил, наверное, все его сладкие запасы.

Вообще Игорь тоже стал героем дня, хотя, если посмотреть на вещи строго, особой его заслуги в освобождении Ленки не было.

Подземный город он так и не нашел. Диггеры наотрез отказались помогать ему. Он тыкнулся еще туда-сюда, побродил по станции «Университетская», напугал уборщиц и путевых рабочих — они тоже ничего не знали о подземном царстве, — с пристрастием допросил нескольких метрополитеновских милиционеров — безрезультатно — и уже возвращался к Клавдии домой, когда увидел у ее подъезда представительскую «Чайку». Из машины, опираясь на палку, вылезла Ленка.

Заслуга Игоря была в том, что он, позабыв про лифт, на руках донес девочку до квартиры.