Компромат

— Да, на тридцатом километре Ярославки есть поворот, там узкая колея уходит глубоко в лес. На поляне его и поджидали самые крутые авторитеты — Цезарь, Графин, Циркуль, Крот, Рамзес, Самсон, Гугенот. Каждый со своей охраной. Рекрут пришел во втором часу ночи, один и без оружия. Он повторил свой ультиматум, глядя прямо в глаза этим ублюдкам.

— И ублюдки спокойно его выслушали?

— Конечно, выслушали, — злорадно подтвердил Клоков. — А чего им было волноваться, куда им было спешить, если они заманили Рекрута в ловушку? Ну, вынули ножички, приставили к горлу, хотели маленько поизгаляться перед тем, как изрезать его на куски. Но тут же услышали: «Оглянитесь, твари!»

— Засада?

— Да. Поляну окружили личные телохранители Рекрута. Пятнадцать лучших «гавриков» еще днем залегли между деревьями, в кустах, прикрылись ветками. В общем, замаскировались по полной программе, никто их и не заметил. С десяти метров крайне сложно промахнуться из винтовки с оптическим прицелом, верно? Так в считанные секунды «организация» осталась без верхушки. Трупы оставили там же, в лесу. Рекрут запретил их хоронить. Побрезговал…

— Затем в бой вступили основные силы?

— Боя как такового не произошло, ведь главная задача по устранению лидеров столичных группировок уже была выполнена. Пришлось только подчистить концы, убрать особо строптивых «бригадиров» да тех, кто давно мечтал занять правящие места в «организации». А остальная шушера — кому она нужна?

— Вы ожидали большего сопротивления?

— Разумеется, иначе зачем было вводить в город тысячу бойцов? Лучше лишний раз подстраховаться, чем потом от обиды локти кусать. Но «организацию» сгубила излишняя самонадеянность их лидеров, она рассыпалась в одночасье, как карточный домик.

— И Рекрут принялся создавать свою организацию?

— Она уже давно была создана. Оставалось лишь переместить ее из провинции в столицу и сконтактироваться с ментами.

— Кстати, как повели себя правоохранительные органы?

— Нормально, — пожал плечами Клоков. — Да не все ли им равно, с кем иметь дело? Лишь бы порядок был и своевременные выплаты. Словом, никаких эксцессов не наблюдалось.

— А убийство в лесу так и не раскрыли?

— Это уже отдельная тема… — Павел вдруг поскучнел, лицо его сделалось сумрачным. — Рекрут отдал приказ убрать всех тех, кто участвовал в отстреле авторитетов.

— Убрать самых лучших и верных людей?

— А затем уничтожить их убийц…

— Неужели нельзя было найти какой-нибудь иной выход?

— Резо отговаривал Рекрута, умолял его не расправляться с «гавриками», но тот был непреклонен.

— Что это? — размышлял вслух Чубаристов. — Сдвиг по фазе?

— Наверное… Не знаю. Понимаешь, Витя, у Рекрута давно уже начала стремительно развиваться мания преследования. Это неизлечимая болезнь… Она поражает всех, кто долго движется к своей заветной цели. Достигнув ее, они начинают бояться — как бы меня не предали, как бы не свергли. Свои же, друзья… Вспомни хотя бы того же Сталина. Как он боялся своего окружения, даже преданных соратников. Годами Рекрут муштровал своих «гавриков», добивался от них беспрекословного подчинения. Наконец, «гаврики» стали понимать его с полувзгляда, он превратился для них в Бога! В этом-то и заключается парадокс. Казалось бы, сказка сделалась былью, ты добился того, чего хотел… Но никуда не деться от странного чувства, что твои подчиненные только изображают преданность, а на самом деле замышляют страшную измену.

— И Рекрут решился на чистку?

— Да.

Четверг. 18.59–19.46

Найти Носика оказалось делом еще более сложным, нежели отыскать Пучкова.

Клавдия вдвоем со своим провожатым моталась от пивнушки к пивнушке. Заглядывали на задворки овощных магазинов, осматривали помойки.

В подвале одного из домов, где, как сообщил Пучков, Носик нередко коротал вечера и ночи, они наткнулись на пожилую обрюзгшую женщину с седыми клочьями волос и испитым лицом.

— Вовк, ты, что ль? — икнув, спросила она, приподнявшись на груде тряпья. — Хорошо, что зашел. Я тебе тут тачку одну присмотрела, отличные покрышки. Но мне за это дело не двадцать, а двадцать пять процентов полагается, иначе я не согласная.

— Заткнись, дур-ра! — злобно зашипел на нее Пучков, а Клавдии объяснил: — Танька-манекенщица. Не в себе она.

Кто и почему дал столь странное прозвище этому опустившемуся существу, Дежкина выяснять не стала.

Для себя же она сделала узелок на память: в активной деятельности своего нового знакомца необходимо разобраться подробнее. Дай Бог, чтобы воровство и злостное уклонение от призыва были самыми серьезными его провинностями.

— Носика не видали? — окликал Пучков каких-то подозрительных личностей, роющихся в мусорных урнах.

Личности кивали ему, как старому приятелю, но на вопрос ничего вразумительного ответить не могли.

Дежкина уже отчаялась найти злосчастного бомжа, когда вдруг махонький старичок, обернутый в рваный пуховый платок, постреливая глазками, лукаво произнес:

— Он мне бутылку проспорил. Пошел деньги доставать.

— Куда? — в один голос спросили Клавдия и Пучков.