Хочет тащиться по два часа в страшной давке на учебу с Энергетиков до 12-й Красноармейской — да пожалуйста!
Вместо того, чтобы посидеть в комнате, приготовить ужин из неплохим продуктов и мызыку послушать?
И обратно тоже с практики в час пик примерно такие же ощущения ее ждут, облапают и пощупают беспощадно.
Ну, в обоих случаях ее подруги прикрыть могут от таких поползновений.
Мне после серьезных нагрузок на ринге на самом деле не до постельных кувырканий, прихожу домой, пью чай и сразу спать падаю.
Крепкие, пусть и не так умелые, соперники создают серьезное давление на меня. Повторяется история из моей прошлой жизни, когда на тренировках я постоянно стоял с кем-то постарше по возрасту или с ровесниками на десяток килограммов тяжелее. Сейчас у меня получается гораздо проще противостоять старшим парням, пока я свежий, а вот когда руки наливаются свинцом, все становится гораздо труднее.
Приноровился к ним значительно, они тоже поняли, что переиграть меня не могут и решили давить силой и весом.
Таким умных нашлось всего двое, как раз с ними я очень хорошо выкладываюсь, дают мне соперники нормальную тренировку и нагрузку. Подводят в тренированной состояние с нормальным тонусом, ведь уже не два раунда по полторы минуты прыгать, а все три, хорошо хоть только по две. Выносливость хорошая требуется на такой бой.
За что их и благодарю потом. По мне почти не попадают, дают спокойно на контратаках отрабатывать.
Мне на самом деле такое давление и требуется, чтобы выстоять раунды против атак более мастеровитых соперников, так что со спортивной частью жизни все хорошо.
Ну, а личная должна наладиться, когда Светику надоест кататься в общагу и слушать подколки от завистливых подруг.
Валентина до сих пор со мной при встрече не разговаривает, а зря кстати. Так бы честно рассказал ей о моем четком решении закончить все хлопоты по комсомольской теме, а раз она ходит и принципиально не обращает на меня внимания, то пусть думает, что я по-прежнему стою на линии огня и так же старательно ищу новых комсомольцев в ячейку торга.
Подстегнутый суровым приказом товарища первого секретаря закончить пятилетку в два года! Ха-ха — два раза!
Вертел я таких командиров на центрифуге! Молоко у них еще на губах не обсохло меня учить чему-то!
Я даже подружек не попросил никакое заявление переписать, схавают и так все в райкоме, никуда не денутся. Посмотрю на лицо товарища Третьякова, когда он узнает, что комсомольцев в ячейке осталось все так же девять из-за его странных претензий на заполненные своей рукой заявления…
— Да, всего девять, а не одиннадцать! А что вы хотели при таком формальном отношении? Это настоящий формализм!
Нет комсомольского билета нового — нет и взносов, а как он хотел?
Зато и я за них взносы тоже платить не стану, и морочиться дальше этой темой вообще не собираюсь.
Дано мне два месяца высочайшим начальством, вот в конце июня и отчитаюсь, повинно склонив голову.
Что пока никого не привлек, но обещаю набрать нужное количество к сентябрю, еще через два месяца. Просто хочу посмотреть на реакцию комсомольских бонз на такую наглость.
И чем они меня попробуют испугать?
Так что в райкоме не появляюсь, в торге работы для меня немного, поэтому веду тихую жизнь и всем доволен.
В Большом доме на Литейном старший лейтенант Васильев вызван к своему непосредственному начальнику.
— Так что, пришло второе письмо от этого предсказателя?
— Так точно, товарищ подполковник! Второе поступило из почтовых ящиков на улице Дзержинского.
— А первое?
— С проспекта Майорова! Недалеко очень, где-то он в том районе кружит.
— И тоже про катастрофу на Камчатке с АН-26 пишет?
— Да почти слово в слово, как первое. Немного отличается только.
— Почерк такой же детский?
— Такой же. Явно, что один человек писал.
— Так, надо подумать. Про катастрофу под Ленинаканом все совпало, в Поти тоже, хотя бумаги утеряны, — тут подполковник строго смотрит на Васильева, как будто это он их лично потерял.
— В первый раз не обратили внимания, во второй уже присмотрелись, но так как явная анонимка с предсказанием будущего, то меры предпринимать не стали. Теперь третья анонимка с предсказанием уже заслуживает того, чтобы про нее рассказать генералу. Как думаешь, Васильев? — внезапно он прерывает рассуждения и обращается к старшему лейтенанту.
— Кто, я? — немного пугается Васильев. — Вам виднее, товарищ подполковник!
— Ага, под дурачка косишь? Это правильно, начальство таких любит. Но скажи, как по совести, стоит обратить внимание начальства на то, что может случиться. Все-таки больше тридцати погибших, да еще срочников обещает анонимщик?
— Стоит, товарищ подполковник. Пусть предупредят военную авиацию, хуже не будет.
— Только как это сделать? Что есть ненулевая вероятность аварии в районе поселка Ключи с АН-26 авиации РВСН? — задумывается подполковник.
Васильев терпеливо и с опаской посматривает на свое начальство, постукивающее пальцами по лакированному столу и конверту с той самой второй анонимкой.