Комсорг 2 (СИ)

Могут вопросы возникнуть быстро. Куда катаюсь — ответить не проблема, а вот что в рюкзаке — лучше не показывать, поэтому я пересекаю Измайловский проспект, прикрываясь зданием торга от милиции и к Фонтанке качусь по параллельному Якобштатскому переулку.

Или доезжаю до родного Лермонтовского, где когда-то стоял приют принца Ольденбургского прямо напротив Николаевского кавалерийского училища.

Где учился сам Михаил Юрьевич Лермонтов, тоже поднятый без всякого спроса на знамя диктатуры пролетариата, как наш человек в борьбе с самодержавием, да еще вместе с Пушкиным и Толстым.

Там же учились Мусоргский, Семенов-Тян-Шанский, Черный Барон Врангель и Маннергейм из самых известных.

Причем именно Лермонтов был по многочисленным свидетельствам зачинателем всяких проказ и им же был создан «Нумидийский эскадрон».

«Лермонтов, Лярский, Тизенгаузен, братья Череповы, как выпускные, с присоединением к ним проворного В. В. Энгельгардта составляли по вечерам так называемый ими „Нумидийский эскадрон“, в котором, плотно взявши друг друга за руки, быстро скользили по паркету легкокавалерийской камеры, сбивая с ног попадавшихся им навстречу новичков. Ничего об этом не знавши и обеспокоенный стоячим воротником куртки и штрипками, я, ни с кем не будучи еще знаком, длинными шагами ходил по продолговатой, не принадлежащей моему кирасирскому отделению легкокавалерийской камере, с недоумением поглядывая на быстро скользящий мимо меня „Нумидийский эскадрон“, на фланге которого, примыкающем к той стороне, где я прогуливался, был великан кавалергард Тизенгаузен. Эскадрон все ближе и ближе налетал на меня; я сторонился, но когда меня приперли к стоявшим железным кроватям и сперва задели слегка, а потом, с явно понятым мною умыслом, порядочно толкнули плечом Тизенгаузена, то я, не говоря ни слова, наотмашь здорово ударил его кулаком в спину, после чего „Нумидийский эскадрон“ тотчас рассыпался по своим местам, также не говоря ни слова, и мы в две шеренги пошли ужинать. Строились по ранжиру, тяжелая кавалерия впереди, и я по росту был в первой фланговой паре. За ужином был между прочим вареный картофель, и когда мы, возвращаясь в камеры, проходили неосвещенную небольшую конференц-залу, то я получил в затылок залп вареного картофеля и, так же не говоря ни слова, разделся и лег на свое место спать. Этот мой стоицизм, вероятно, выпускным понравился, так что я с этого первого дня был оставлен в покое, тогда как другим новичкам, почему-либо заслужившим особенное внимание, месяца по два и по три всякий вечер, засыпающим, вставляли в нос гусара, то есть свернутую бумажку, намоченную и усыпанную крепким нюхательным табаком»

Как уж они с самодержавием боролись — это больше теоретикам марксизма-ленинизма понятно.

Там выскакиваю к Троицкому собору и дальше по Москвиной к Египетскому мосту.

Делаю небольшой крюк, но оно того стоит. Как говорил великий Винни-Пух — спокойствие, только спокойствие нам дороже всего на свете.

У меня завтра первые серьезные соревнования в этой жизни, те полуспарринги, на которые мы выезжали с секцией в Кронштадт и на Конюшню не особо считаются.