Конь Рыжий

Первыми прошли: вдовствующая, престарелая купчиха Щеголева, Гадалов с супругою, Кузнецовы, Шустаковы, полковники с женами и с ними капитан. Зал постепенно наполнялся. В центре зала – отцы города с женами, министр Прутов с супругою и чета Дальчевских, полковники с капитаном Ухоздвиговым, с женами, и на довесок товарищ управляющего губернией, известный юрист эсер Троицкий с женою и шестнадцатилетней белокурой дочерью, в адрес которой капитан сказал комплимент:

– Вы единственный цветок в нашей аравийской пустыне, и пусть вам не будет скучно среди застарелых верблюдов.

Девица хихикнула и, взглянув в заполняющийся зал ресторана, промолвила:

– При такой пустыне жить можно. Правда?

– Прозрение приходит с годами, – многозначительно ответил капитан и велел официанту с черной бабочкой убрать «узника со стола» – горшок с цветами. – Это же все равно, что любоваться китайским смертником с колодками на шее.

Жены полковников посмеялись над капитаном, но горшок попросили оставить – «цветы украшают жизнь».

Разговоры вязались незначительные, обволакивающие, а официанты тем временем разносили по столам блюда: салаты, кетовую и зернистую икру, семгу, осетрину, лимоны, яблоки, апельсины; на столе возвышались бутылки с французским шампанским, коньяком, сухими винами и портвейнами и, конечно, со «смирновкою» в плоских бутылках винокуренного завода Юдина.

Капитан открыл бутылку шампанского, выстрелив пробкою в потолок, разлил.

Начались тосты.

Разговоры пошли громкие; господа офицеры усердно приобщались к дармовому питанию и угощению.

Ухоздвигов краем глаза заметил движение у дверей: один из казаков, охраняющих дверь, пропустил человека в форме железнодорожника с листком бумаги, который он передал начальнику станции. Начальник станции поднялся и быстро подошел к почетному столу полковников.

– Господа, телеграмма из Ачинска, – сказал он.

По мере того, как Ляпунов читал телеграмму, лицо его багровело, лоб морщился, и он зло проговорил:

– Какого черта! Что еще за комедия?

Коротковский взял из рук Ляпунова депешу, прочитал.

– Настоящая комедия!

Каргаполов пыхтел над телеграммою дольше, качал головою, и тогда уже:

– Издевательство. И какое имеет право Гайда…

– Минуточку, господа, – оборвал капитан. – Пощадите дам! Мы охотно подождем, пока вы обсудите ваш вопрос где-нибудь в другом месте.

Каргаполов передал листок Ухоздвигову.

– Понятно! – кивнул капитан, читая телеграмму:

«Начальнику станции Красноярск объявляется арест десять суток. За самоуправство и дезинформацию главнокомандующего чехословацкими войсками капитана Гайды. Приказываю вызвать аппарату для переговоров полковников Ляпунова, Каргаполова, Коротковского. Исполнение незамедлительно. Гайда».

Это и была первая пощечина от капитана Гайды полковникам – освободителям Красноярска, предусмотрительно обещанная Ухоздвиговым.

– Пойдемте, господа, – поднялся Ляпунов, предупредив супругу: ничего страшного не произошло – они идут уладить «телеграфное недоразумение». – Пойдемте с нами, Кирилл Иннокентьевич.

– Увольте, Борис Геннадьевич, – уклонился капитан. – Оставьте меня с вашими супругами – кто-то должен ухаживать за дамами. Пригласите лучше Мстислава Леопольдовича и полковника Шильникова. Да и Николаю Семеновичу надо пойти с вами, – кивнул на Троицкого.

Ушли.

Кирилл Иннокентьевич щедро разлил шампанское дамам, выпили за благополучное возвращение с телеграфа доблестных мужей, рассказал о француженках, тоненьких, как рюмки, и на таких же тоненьких ножках, сыпал каламбурами, и до того развеселил жен славных патриотов, что они, смеясь и восхищаясь капитаном, назвали его подлинным кавалером.

Пришел подполковник Коротковский:

– Кирилл Иннокентьевич. Вас просит Борис Геннадьевич.

Ухоздвигов поднялся и галантно поклонился дамам:

– Не обращайте внимание на нашу суетню и беготню – мы же офицеры. У нас всегда – перелет или недолет, и редко – в яблочко.

Волнение охватило всех офицеров в ресторане. Что произошло? Почему поспешно ушли полковники и убежал начальник контрразведки? Какой-то поручик с перепугу пустил петуха:

– Пленные красногвардейцы вылезли из вагонов! А что думаете? Они всегда действуют потемну. А там пушки на платформе, пулеметы открыты!

– Что? Пушки?! Красные у пушек?!

Сохраняющий хладнокровие министр внутренних дел Прутов призвал перепуганных офицеров к порядку:

– Господа! Ничего страшного. Ответственные полковники заняты своими делами.

И все-таки страх не рассеялся; страхом насытился сам воздух; офицеры перешептывались, оглядывались, а кое-кто старался потихоньку улизнуть за дверь.

III

На телеграфе – маленькой комнатушке со столом, на котором был установлен аппарат морзе, полковники теснились друг к другу, густо обволакивая себя папиросным дымом.