Конь Рыжий

Мужичок в ситцевой рубахе прицелился:

– В каком понятии «надежные»? По воровству, али по языку?

– От воровства сам оборонюсь!

– Справедливо сказано, господин офицер. Вора за руку схватить можно, а вот за язык попробуй!.. Для вас квартиру, или еще для кого?

Ной присмотрелся к мужику с высоты седла:

– Про то разговор будет с тем, у кого сыму квартиру.

– Задаток вперед будет?

– Само собой.

– За надежность по языку, господин офицер, платить придется дороже, – прищурился мужичок в полинялом картузе. – Ежли скажу: пятьдесят целковых за горницу и десятку за конюшню? В доме – хозяин и хозяйка. Глухая ограда, ворота замыкаются на замок. Кобель в ограде.

– Покажите дом.

– А вот тут, сразу за кладбищем, в Кронштадте. Самое тишайшее место.

– Стал быть, вы хозяин?

– Угадали.

Ной осмотрел ограду, конюшню, амбар, кладовку, горницу с тремя окошками. Места лучше и тише не сыщешь.

Хозяин – Мирон Евсеевич Подшивалов; хозяюшка – Мария Егоровна. Есть еще незамужняя дочь Устинья – фельдшерицей работает в городской больнице, и там же, при больнице, снимает комнатушку, чтоб не ходить ночами домой на окраину города в Кронштадт.

Хозяюшка выкатывала ржаное тесто; топилась русская печь. Ной с хозяином сидели у стола, прощупывая друг друга. Поговорил про погоду, наплыв беженцев, а про власть и переворот – ни слова…

– Издалека будете? – закинул удочку хозяин,

– Не из ближних.

– Вроде погода добрая будет?

– Погодье на погодье не приходится.

– Хоть бы уж что-то определялось окончательно.

– Пора еще не пришла. Солнышко в тучах.

– И то!

Ной поднялся.

– Ну, мне ехать надо. Фатера приглянулась. Как сказали – шестьдесят рублей. Буду здесь, нет ли, а горница за мною. Наперед уплачу за месяц. Дружок должен подъехать ко мне – здесь будет жить. К пятнице надо бы мне купить хорошего коня. Из казачьих бы. В цене не постою.

– На базаре навряд ли купишь, – усомнился хозяин.

– А если я вас подряжу съездить куда-нибудь в станицу?

– Отчего не съездить. Расходы токо.

– Оплачу сполна.

– Не керенками?

– Николаевскими.

– Добро. Когда деньги будут?

– Сейчас выдам. Триста хватит?

– Должно хватить. Как вас звать-величать?

– Господин хорунжий. Более никак.

На том и сошлись; деньги из рук в руки, и – молчок…

В тот же день Ной понаведался в Русско-Азиатский банк с иноземными бумажками, которые столь нечаянно попали к нему: принимают ли?

Казначей долго разглядывал желтую купюру – уголок оторвал и даже понюхал. Морда лисья, глаза, как у рыси, высунулся в окошечко, присмотрелся.

– Чем так пропитана купюра? – поинтересовался.

– Конским потом.

– И много у вас долларов?

Хорунжий и тут не растерялся:

– Ежли принимаете – будем разговор вести.

– Как же, как же! Американские доллары высоко котируются, господин офицер. Но, к сожалению, наш банк пока пустой. Сейчас не можем обеспечить золотом. Придется вам подождать с недельку или через наше посредничество обратиться в омский банк.

– Подожду. А вот эти как?

– Ого! Иены?! Выпуска 1897 года! Надо бы мне справиться: не была ли девальвация иены. Я запишу. Как вас?

– Ни к чему пропись. Так узнайте. Я понаведаюсь.

Казначей умилился:

– С этими деньгами, господин офицер, вы можете проехать по всему свету и голодным не будете.

Ной запрятал кожаное портмоне в объемистый карман френча и, поддерживая саблю рукою, степенно вышел из банка.

Смехота! По всему свету! Дай бог, чтоб шкуру не спустили дома, а про весь свет загадывать нечего.

Если, упаси господь, Ивана исповедовали в пути следования, то ведь, чего доброго, Дальчевский отобьет депешу в Красноярск, чтоб схватили за гриву и самого Коня Рыжего!

Сготовился ко всему: если будут брать, то не с малой кровью!..

До пятницы обзавелся хорошим конем – вороной, по пятому году, не уезженный, сытый, выложенный в прошлом году, гривастый, со звездочкой по храпу и белыми бабками. Одно вводило в сомнение – вороной!.. Долго ли он на нем поездит?

Коня оставил во дворе Подшивалова. Перевез туда седло Вельзевула с потником, Яремееву шашечку, нательный крест деда спрятал в тайник сойотского седла, чтоб не поживились контрразведчики. У него была еще шашка штучной поковки. А кроме того, настоящий арсенал заимел: маузер купил с пятью обоймами да кольт подарил Богумил Борецкий; пару карабинов достал и у того же Богумила Борецкого выпросил десяток английских бомб-лимонок «на всякий случай».

ЗАВЯЗЬ ЧЕТВЕРТАЯ

I

Лихо – не тихо. Скребет и душу рвет…

Одна заботушка: удастся ли выхватить Ивана из колонны арестантов?

И так и сяк думается силушке-Ною: в живых быть завтра или придется голову сложить?

А ночь легла парная, располагающая к отдохновению, но нету угрева сердцу – не спится Ною. Сидит он на веранде второго этажа дома Ковригиных, чужая сабля на коленях (свою спрятал) и чужой кольт в кобуре, еще не испытанный в бою.

И кажется Ною, что он не в Красноярске, а в той самой Гатчине в январскую стынь перед сраженьем. Так же вот мутило душу в ночь на воскресенье, и ум за разум заходил.