КОНАН И ДРУГИЕ БЕССМЕРТНЫЕ

Конан широко улыбнулся. Не раздумывая, но и без особой поспешности он повернулся и стал спускаться по лестнице в шкафут. Он даже не взглянул на Санчу, которая во все глаза смотрела на него во время его беседы с капитаном.

Едва Конан спустился вниз, как был окружен толпой зингарцев, обнаженных по пояс, в ярких шелковых штанах, забрызганных смолой. Серьги и рукоятки их кинжалов сверкали драгоценными камнями. Разбойникам не терпелось подвергнуть новичка испытанию. Это было вековой традицией. Сейчас должно было решиться, какое место он займет в команде. Запораво на палубе уже забыл о существовании Конана. Но Санча ждала его возвращений с нетерпением. Она знала, что испытание будет жестоким и наверняка кровавым.

Конан же, казалось, ничего и не подозревал. Он улыбался и безмятежно оглядывал сомкнувшееся вокруг него кольцо людей. У пиратов существовал свой ритуал в таких вещах. Так, поднявший руку на капитана был обречен. Ему перерезали горло. Но и в этом случае ему давали его законный шанс. Драку всегда начинал кто-то один.

Человек, выбранный для этой роли, выскочил вперед. Это был настоящий зверь. Вокруг его головы наподобие чалмы был обмотан малиновый шарф. Острый подбородок выдавался вперед. Лицо его исказилось дикой злобой, когда он, еле сдерживая желание сразу же растерзать свою жертву, начал:

— Эй, бараханец! Собака! Мы плюем на таких, как ты!

Он плюнул Конану в лицо и схватился за меч.

Бараханец не заставил себя долго ждать. Как кувалдой, он кулаком заехал в челюсть негодяю. Удар был такой сильный, что пирата подбросило в воздух, и он мешком свалился возле леера.

Конан огляделся. Глаза его блестели, но внешне он был так же непоколебим и спокоен. Драка закончилась так же быстро, как и началась. Матросы подняли своего собрата. Сломанная челюсть его болталась, голова свесилась набок.

— Клянусь Митрой, он сломал себе шею, — сказал один из пиратов.

— Да, вы, флибустьеры, — хилый народец, — засмеялся Конан. — На Барахских островах не придают значения таким пощечинам. Что, кто-нибудь из вас хочет еще помахать мечом? Нет? Ну, тогда мы друзья?

Большинство готово было согласиться. Мускулистые руки перебросили тело убитого через леер, и на него сразу же ринулась стая рыб. Конан потянулся, как огромный кот, и посмотрел наверх.

На палубе, облокотись на борт, стояла Санча. Лучи солнца, проникая сквозь легкую ткань платья, делали его прозрачным, и Конан любовался стройной фигурой девушки. В ее же глазах светился неподдельный интерес и восхищение. Внезапно на палубе появилась зловещая тень Запораво. С видом хозяина он положил свою тяжелую ладонь на плечо Санчи и, обернувшись, бросил на Конана взгляд, полный презрения и злобы. Конан лишь улыбнулся в ответ.

Запораво совершил ошибку, типичную для многих деспотов. Сидя наверху в своей роскошной каюте, погруженный в свои мрачные раздумья, он недооценил этого человека. Он мог убить Конана, но упустил этот шанс. Ему и в голову не приходило, что эти люди внизу могут представлять для него какую-то угрозу. Долгое время Запораво принадлежал к высшему сословию и без страха и угрызений совести погубил много своих врагов. Но опускаться до каких-то интрижек, затеваемых людьми низшего сословия, — это было ниже его достоинства.

Конан, впрочем, и не давал Запораво особых оснований для подозрения. Он сжился с командой, работал и веселился, как и все другие, оказался ловким и умелым матросом. Вряд ли кто-нибудь мог превзойти его в силе. Конан работал за троих и всегда был в первых рядах, если дело попадалось опасное или трудное. На него можно было положиться. Он не ссорился с командой, и матросы старались не ссориться с ним. Играя, он обычно ставил на кон свой пояс или ножны. Но если выигрывал деньги или оружие, обычно со смехом возвращал их хозяевам. Инстинкт подсказывал разбойникам, кто будет их вожаком. Конан никогда особо не распространялся, почему оставил бараханцев. Но его новые товарищи знали — с этим малым лучше не связываться. И если он покинул банду бараханских пиратов — значит, на то были причины. С Запораво и его окружением Конан был неизменно вежлив, никогда не дерзил, но и не раболепствовал перед ними.

Окружающих поражал контраст между капитаном и новым матросом. Один был жесток, угрюм и мрачен. Другой — неудержимо хохотал, горланил непристойные песни на всех языках, какие были ему известны, пил, как последний пьяница, и нимало не задумывался о завтрашнем дне.

Если бы Запораво знал, что его сравнивают, пусть неосознанно, с простым матросом, он бы потерял дар речи от изумления и гнева. Но Ястреб был всецело погружен в раздумья, которые с годами становились все мрачнее. В мечтах он тешил свое неудовлетворенное тщеславие. Ничто его не радовало, и даже в обладании любимой женщиной он ощущал какой-то привкус горечи.

А Санча все дольше и дольше заглядывалась на черноволосого гиганта, который был так непохож на всех остальных. Конан никогда не разговаривал с Санчей. Но взгляд его был красноречивее слов. Она чувствовала это безошибочно и понимала, что оба они вступили в опасную игру.