Конан, варвар из Киммерии

Конан, напрягая зрение, пытался увидеть, на чем стоит этот человек. Наконец киммериец сумел разглядеть то, отчего у него перехватило дыхание, — непосредственно под головой человека просматривался черный ствол дерева.

Совладав с собой, Конан с быстротой хищника ринулся к бородатому лицу и раздвинул кусты. На ветке дерева, подвешенная за свои собственные волосы, висела голова Зархебы.

3

Возвращение оракула

Конан отпрянул, свирепо озираясь вокруг обезглавленного тела.

Конан стоял, едва дыша, напряженно вслушиваясь в тишину. Деревья и ветки с большими мертвенно бледными цветками стояли темные, тихие и зловещие, как будто выгравированные в сгущающихся сумерках.

Конан, с трудом подавив в себе чувство страха, попытался найти объяснение этой смерти. Было ли это работой жрецов Кешана? Если да, то где они?

Опять он стал думать об Иакиме и его таинственных слугах. Иаким умер, высушенный смертью, и был помещен в свой выдолбленный склеп, чтобы все время встречать восходящее солнце. Но слуги Иакима? НЕ БЫЛО ДОКАЗАТЕЛЬСТВА, ЧТО ОНИ УШЛИ ИЗ ДРЕВНЕГО ГОРОДА.

Конан подумал о девушке. Муриела осталась одна, беззащитная в этом затемненном дворце. Конан повернулся и побежал так, как несется кантер, которая способна на полном ходу отразить удар с любой стороны.

Дворец начал вырисовываться сквозь деревья, как вдруг Конан увидел колеблющееся зарево, отражавшееся красивыми языками на мраморе. До него донеслись голоса…

Это были жрецы Кешана.

Они не пошли по широкой заросшей аллее, как ожидал Зархеба. По-видимому, существовало несколько скрытых проходов в Алкменон.

Они шли гуськом по мраморным ступеням, высоко держа свои факелы.

Во главе шествия Конан увидел Горулгу. Остальные жрецы были высокие негры. Замыкал процессию Гварунга. Киммериец нахмурился, так как это был жрец, который, по словам Муриелы, открыл Зархебе тайну прохода в Алкменон. Конану важно было знать, как глубоко этот человек увяз в интригах стигийца.

Конан заторопился к портику, обходя открытое пространство и держась в тени.

Священники не оставили никого охранять вход. Они шли, не оглядываясь. Конан бесшумно двигался за ними. Жрецы прошли через тронный зал.

Верховный жрец слегка поклонился и вошел в помещение оракула. Остальные сделали то же самое. Конан незаметно проскользнул в альков и открыл потайную панель. Скользнув в нишу, он приготовился смотреть. Муриела прямо сидела на возвышении, руки ее были сложены, голова прижалась к стене в нескольких дюймах от его глаз.

Он не мог видеть ее лица, но ее поза говорила о том, что она смотрит прямо перед собой в какую-то точку пространства над и позади бритоголовых жрецов, которые стояли перед ней на коленях.

Он знал, что она охвачена страхом, но умело скрывает его. В рассеянном свете факелов она выглядела как совершенное божество.

— Маленькая девочка — актриса, — отметил Конан про себя.

Горулга начал какую-то песню на незнакомом Конану языке.

По-видимому, это был древний язык Алкменона, передававшийся от одного поколения жрецов другому.

Песня казалась бесконечной. Конан забеспокоился. Муриела может не выдержать такого длительного напряжения. Он вытащил меч и кинжал. Он не мог допустить, чтобы негры пытали и убили девушку.

Песнь наконец кончилась. Подняв руки и протянув их к распростертой на возвышении фигуре, Горулга закричал сильным, богатым голосом, который был необходимым атрибутом любого кешанского жреца:

— О, великое божество, обитательница величайшей тьмы, позволь твоему сердцу смягчиться и губам твоим открыться для ушей моих, ушей твоего раба, чья голова в пыли под твоими ногами! Скажи, великое божество святого города! Пролей сияние света своей мудрости на слуг твоих! Скажи нам о глашатае богов: каково их желание, касающееся стигийца Тхутмекри?

Какое-то подобие благоговейного стона вырвалось из уст Конана, слушавшего преклоненных жрецов.

В тишине, казалось, не нарушаемой даже дыханием, зазвучал голос Муриелы. Он был беспристрастным и повелительным, хотя коринтианский акцент не соответствовал торжественности ситуации.

— Желание богов будет, чтобы стигиец и шемитские собаки были выброшены из Кешана!

Она еще раз произнесла эти слова.

— Они воры и предатели, которые строят заговор, чтобы ограбить богов. Пусть Зубы Гуахаура будут под охраной генерала Конана. Пусть он ведет армии Кешана. Он любим богами.

Когда Муриела кончила, в ее голосе была дрожь.

Конан покрылся испариной. Он был уверен, что она была близка к истерике. Но негры не заметили ничего, они не были знакомы с коринтианским акцентом.

Глаза Горулги фанатично блестели в свете факелов.

— Илайя сказала! — срывающимся от волнения голосом выкрикнул он. — Это желание богов! Давным-давно, во время рождения мира, они вырвали наших предков из ужасных челюстей Гуахаура — короля тьмы. Зубы Гуахаура были скрыты богами, но теперь они будут переданы тому, кого любят боги.

— Идите! — сказало божество, сделав повелительный жест рукой в сторону двери.