– Ничего, – Комендант поднялся со своего стула и с хрустом размял затекшие от сидячей работы плечи. – Пообвыкнетесь еще. Поначалу тяжело, я понимаю. Но и вы поймите: раз попали к нам, значит, так было нужно.
– Кому нужно? – Лехин голос дрогнул и с губ сорвался наивный вопрос, который он, тем не менее, не мог не задать. – Почему вы людей едите?
Комендант задумчиво подкрутил ус, подбирая слова.
– Видите ли, – начал он медленно. – Шелупонь приводит сюда тех, кто утратит смысл жизни. Утратит предназначение – что-то, что связывает нас друг с другом и с окружающим миром. Это место живет по законам более древним, чем само человечество. Здесь каждый получает новое предназначение – пользу, которую он принесет остальным. И если своими действиями он эту пользу принести не способен, то должен стать для нуждающихся пищей. Поверьте, не сразу, но вы поймете – мало какая судьба может быть благороднее. Таковы правила общежития.
– Жестокие правила, – произнес Анишин с горечью и осуждением. – Зачем вы их такими установили? Их нужно изменить!
– О, их установил не я, – с не меньшей горечью отозвался Комендант. – И не в моей власти их менять. Я просто служу на этом месте силе, которую сам не до конца понимаю. Только вы и ее винить не спешите. Ведь она – покровительница потерянных – самая потерянная и самая несчастная из нас, потому как потеряла даже сама себя. Но довольно рассуждений. Вам, юноша, и так уже есть, что обдумать. Пойдемте, я покажу вашу комнату. У бабы Вари в блоке как раз недавно освободилось место, когда один товарищ к друзьям этажом выше перебрался. Думаю, вам полезно будет познакомиться с ней.
Перед мысленным взором Анишина вновь предстали седые космы и котел с чудовищным варевом, но он был слишком раздавлен, чтобы спорить.
Выйдя из кабинета, Леха увидел коротко стриженую детскую макушку, торчащую меж лестничных перилл напротив.
– Не балуйся, Шелупонь, – по-отечески мягко рыкнул Комендант, запирая кабинет на ключ. – Упадешь же.
Ребенок повернулся к нему и скорчил рожу, но голову все же убрал.
– А я уже упала, – донесся сверху жалобный голос. – Четыре этажа головой пересчитала. Больно было – аж жуть. Вот с тех пор…
Проходя мимо, Леха бросил взгляд вверх по лестнице. Там, в темноте пролета, пульсировало и извивалось что-то большое и бесформенное. Что-то знакомое и родное, как первый друг в детском саду, как блины с вареньем на завтрак. Но Комендант уже двинулся дальше по коридору и Леха поспешил за ним следом.
Искомый блок оказался всего в паре минут ходьбы от кабинета. Комендант трижды стукнул в дверь костяшками пальцев и посторонился, пропуская нового жильца вперед.
– Иду-иду, – послышался с той стороны приглушенный голос.
Через минуту замок щелкнул и дверь отворилась. На пороге, подслеповато щурясь, стояла старушка с благообразным седым пучком на макушке, едва достающая ростом Анишину до плеча. На ней был синий махровый халат почти до пола и мягкие на вид коричневые тапочки.
– Никак соседушку мне нового привели, – радостно всплеснула руками она.
– Так точно, Варвара Митревна, – подтвердил Комендант. – Знакомьтесь, это Алексей, электрик, а это повариха наша, баб Варя.
– Очень приятно, – выдавил Леха.
– Ой, да вы заходите! – старушка пригласительно махнула рукой. – Чайком хоть угощу, раз такое дело.
– Некогда, Варвара Митревна, – с сожалением покачал головой Комендант. – Служба, понимаете. Так что вы уж без меня пообщайтесь.
***
Чай оказался почти безвкусным, но Леха, успевший уже от него отвыкнуть, наслаждался каждым глотком, между делом оглядывая окружающее пространство. Кухня бабы Вари была несколько больше, чем в других блоках, а один из углов был огорожен раздвижной ширмой. Эта ширма внушала неприятное чувство тревоги, но почему-то куда меньшей, чем можно было бы ожидать. И все же…
– И все же, я не понимаю, – Леха опустил голову и сглотнул вдруг подступившие к горлу слезы. – Почему я здесь? Почему я не могу уйти? Почему…
– Ну-ну, – проворковала Варвара Митревна. – Все ты, милый, знаешь, только признать не можешь. Вот скажи, что последнее помнишь перед тем, как попал в общежитие?
– Я… – Леха густо покраснел от стыда. – Я много выпил и…ну…лежал на улице…
– Это в каком же месяце? – уточнила бабушка, помешивая ложечкой несуществующий сахар в чае.
– В феврале… – Леха затряс головой, отказываясь принимать собственную догадку.
– Эх, молодежь, – вздохнула баба Варя. – Не бережете вы себя. Ты, милый мой, седьмой уже на моей памяти, кто в пьяном виде в сугробе уснул…
– Я не понимаю, – прошептал Анишин, запустив руки себе в волосы. – Не понимаю…
– Эх-эх-эх… – теплая и мягкая рука ласково погладила его по затылку. – Тут вот ведь, какая штука. В старину, милый мой, люди верили, что есть на Земле райский сад, и гуляет по этому саду добрый старец, который его для них создал. И я тоже верю, что есть и сад, и старец этот. Только не для нас, понимаешь? – старушка вздохнула и отхлебнула чай из кружки. – Для нас – общежитие. Общежитие и Шелупонь.
На несколько минут повисла тишина.