Читаем Конечная Остановка полностью

― Будьте благонадежны! ― процитировал Евген очень двусмысленное писательское присловье Алексан Михалыча. ― Так расповедать, хлопче, какой по тебе информационный шум-гам, гомон на воле стоймя стоит? Прямо-таки поминки по Финнегану справляют, загибающемуся незаконно в страшенном узилище последнего диктатора в Европе.

― Валяй, коли не шуткуешь. Послушаем в откровении наши новинки, и специально, и спациально.

Змитер выразительно глянул на глубокий узкий оконный проем в наружном наморднике в толстых коричневых прутьях. Перевел взгляд на обитую железом серую дверь, Оглядел крашеные стены, высокий сероватый потолок, траченый сыростью. Поднял глаза на зарешеченную электрическую лампу-грушу, горящую иногда днем, но всегда ночью.

Евген очень хорошо понимает Змитера. Прослушка в камере не исключается. Потому сразу черкнул для него в блокнотике, так скажем, маляву, предложил кое-чего перетереть завтра на прогулке. Притом сделать заяву завтрашнему начальнику суточной смены на два прогулочных часа до обеда.

Относительно свежих политических новостей о нем самом и прочем сопутствующем Змитеру с лихвой хватило для поднятия тонуса и бодрости духа. Он сделал стойку на руках, несколько раз отжался от шконки. Затем поблагодарил сокамерника за добрые вести. Похоже, он ничего подобного не ожидал. Скорее наоборот.

― До тебя со мной какой-то сраный стукачок сидел, ― поведал он Евгению. ― Якобы белорус с Молдовы, повязали будто за незаконное пребывание и пересечение границы. Так он меня зоной запугивал, кот помойный. Говорил, восемь лет по моей статье, восемь лет мне на зоне светит в усиленном режиме. Ну я и понял тогда, на воле меня дуже не забывают. Тот недотыка что-то обо мне знает, но молчит, гадик мелкий.

Передачи, семейные, ни о чем, письма от родоков, правда, приходят. Однак свиданки с отцом не дают, тертый хрен им в сраку.

Адвоката ссучившегося я далеко-далеко послал, когда козлина проговорился, что его мой следак назначил. Оказалось, и батьку они обдурили, сучары.

― Думаю, с адвокатурой мы энто дело подправим, Змитер.

Тебя отсюда часто на допросы тягают?

― Да нет, Евген, только два разика водили в браслетах по соседству через двор. И то разговоры были ни о чем. Видать, гебешный следак время тянет или ждет, гадик, пока у меня тут крыша с концами поедет.

― Теперь, малец, навряд ли. Коли меня будешь слушаться.

― Буду, ― не стал возражать Змитер тому, чью компетентность и подготовленность он безоговорочно признает. Раньше бы ему такого сокамерника! Было б куда как легче к этой тюряге приспособиться.

Но справиться у него не помешает:

― У тебя какая ходка, Евген Вадимыч?

― О том, о сем, завтра побазарим, хлопче. На свежем воздухе.

Кстати, почему газет у газетчика в камере не вижу?

― Интересно, как их здесь получают?

― Тебе что, ничего не объяснили?!!

Спросить тут в Американке всяко можно, Змитер ты наш Дымкин.

«В шерсть измельчала достопримечательная Американка. А ли малого здесь так прессуют ненавязчиво?»

Глава двенадцатая Почтенный замок был построен

После тюремного отбоя в 22.00, когда на потолке включили чуточку более тусклую лампу, Змитер Дымкин кое-что понял, словом, ощутил. Оказывается, его новоявленный напарник незатейливо в вечернем разговоре словно снял с него гнетущую тяжесть, хотя бы тебе ложного, но уголовного обвинения. Заснул Змитер почему-то успокоенный за уготованное ему будущее.

«Как-нибудь все у нас наладится… Если перспектива назад в историю не смотрит…»

* * *

В 6.00 всем арестантам в Американке, она же СИЗО КГБ, надзиратели-ключники играют подъем. Ходят по кругу вертухаи и стучат ключами в дверные кормушки. Значит, пришло время оправки для зеков, иных счастливых часов, кроме тюремного расписания, не наблюдающих. Покамерно заключенных и подследственных, коим здесь запрещено иметь наручные и другие часы, конвоируют в отхожее место. Те, у кого по камерам не предусмотрено этакого канализационного удобства, могут справить большую нужду на эмалированном толчке с двумя рубчатыми опорами для ног. Открывай кран, пускай быструю водичку, присаживайся орлом на корточки и вали в дырку, коли найдешь чем.

Там же в коммунальном сортире красноказарменного образца полагается опорожнять, мыть и обеззараживать хлоркой парашу из камеры. Емкость для малой нужды в Американке весьма примечательна. Очень походит формой и размерами на портативный унитаз со стульчаком, крышкой и ручкой для транспортировки. Правда, он не белой, а серо-зеленой пластмассовой расцветки. Стульчак под стать и под сраку коричневый, цвета подсохшего дерьма. Видимо, на него следует садиться зекам, то есть зечкам чисто женского пола или опущенным, кому мужчиной быть не положено.

Параша демисекс, ― отметил Змитер.

С появлением в камере Евгена он точно вернулся к прежней наблюдательной жизни профессионала. Положительно в умственном отношении, в уме, мысленно. Если записывать эти наблюдения он не рискует, ― боится, что изымут, ― то запомнить их ему по силам. В будущем непременно пригодится.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза
Дегустатор
Дегустатор

«Это — книга о вине, а потом уже всё остальное: роман про любовь, детектив и прочее» — говорит о своем новом романе востоковед, путешественник и писатель Дмитрий Косырев, создавший за несколько лет литературную легенду под именем «Мастер Чэнь».«Дегустатор» — первый роман «самого иностранного российского автора», действие которого происходит в наши дни, и это первая книга Мастера Чэня, события которой разворачиваются в Европе и России. В одном только Косырев остается верен себе: доскональное изучение всего, о чем он пишет.В старинном замке Германии отравлен винный дегустатор. Его коллега — винный аналитик Сергей Рокотов — оказывается вовлеченным в расследование этого немыслимого убийства. Что это: старинное проклятье или попытка срывов важных политических переговоров? Найти разгадку для Рокотова, в биографии которого и так немало тайн, — не только дело чести, но и вопрос личного характера…

Мастер Чэнь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза