Конечная остановка: Меркурий

– Тогда и вам не повезет, гарантирую! Как вы могли уже догадаться, от вас требуется надежный прибор для выявления этой самой нитеплазмы. Понимаете, надежный. Если мы ликвидируем совершенно безобидного гражданина, то мы потом ему не объясним, что у нас прибор немножко барахлит.

Волна самодовольства залила лоснящуюся физиономию изобретателя.

– Я вас поздравляю, юноша. Вы оказались в нужном месте и в нужное время. И надеюсь, с нужной суммой. Поэтому вы получите то, что требуете.

– А я надеюсь, что вы не собрались всучить очередной аппарат для определения страха по анализу свежести воздуха. Так что, когда и сколько?

Изобретатель ушел за шкаф, там чем-то громыхал, что-то отодвигал, костерил мальчонку. Прибор, необходимый для спасения вселенной, нашелся где-то за ночным горшком. Новый детектор, точнее демонометр, оказался куда компактнее, чем та пресловутая тележка. И напоминал старинный револьвер типа "наган", которым я любовался в музее на Марсе.

– Прибор ловит изменения в распределении субнуклонов-гравитонов, это такие мелкие-мелкие блошки. А искажения, будьте уверены, вокруг нитеплазмы непременно возникают. Вот здесь, в районе курка, есть экранчик, который цветовой гаммой и цифровыми индикаторами показывает любопытному глазу интенсивность этих самых изменений. Сейчас мы вставим новый источник питания, радиоизотопную батарейку то есть, и начнем... раздемонизацию! С вас, как вы и просили.

Честно говоря, внутри меня заекало, когда он навел на меня свой "наган". Даже захотелось, чтобы "наган" оказался игрушечным, а Викентий – обычным жуликом. Изобретатель с минуту просматривал меня, слегка цокая языком: "Так-так, интересно... И поучительно". Наконец, я неприкрыто взвыл:

– Да что там такое? Именем меркурианского городового отвечайте. Есть или нет?

– Есть.

Мамальфея, Мамальфея. Узнать, что ты – всего лишь гнездо и питательная среда для какой-то гадости, по сравнению с которой самый мерзкий червяк является милейшим обаятельнейшим существом!

– Но в остаточном виде, – продолжил изобретатель. – Просто следы, вряд ли способные к чему-либо. Похоже, что спора в вас погостила, но ушла.

Я перевел дыхание, я почти испустил дух от облегчения.

– Вот с этой самой последней фразы и надо было начинать, бессердечный вы человечище. Дайте-ка я вас тоже поанализирую.

Но, как и ожидалось, ни в изобретателе, ни в шестипалом карапузе, болеющем за "Динамо", даже следа этой гадости не нашлось.

– Пять кило гафняшек, – сказал он.

– Деньги всех портят. Одно кило. И я не говорю Слоняре, что вы его нагло обманули.

Он был расстроен, но пришлось согласиться.

16

На обед я решил выяснить, как идет без меня служба в префектурной полиции.

И выяснилось, что начальник полиции в отпуске, но, в отличие, от меня проводит время с пользой для организма, в Хунахуна. Пока он там подвергается квалифицированному обслуживанию, его обязанности с большой радостью исполняет Рекс К502, как начальник самого главного отдела. Однако же в отделе после него старший по званию – уже я.

Ведь если Рексу куда-нибудь исчезнуть, то согласно полицейскому уставу (пункт 178-бис) за исполнение обязанностей командира меркурианской полиции возьмусь я. Так уже было – целую неделю в прошлом году – когда самый важный начальник вместе с главой разбойного отдела улетали на полицейский съезд в Эдуардыч-Сити, префектура Луна.

Но для начала надо провентилировать бывшего друга Рекса. Бывший собутыльник и собабник приветствовал меня своеобразными словами:

– Все-таки ты поступил по-своему. Надеюсь, уже написал рапорт об увольнении по собственному желанию? Или ты хочешь вылететь по служебному несоответствию?

– Ладушки, иудушка. Я накатаю заявление по собственному желанию. Всё, как принято, на гербовой бумаге. Надень подгузники, а то, чего доброго, описаешься от восторга.

Я торжественно взял листок, ручку и написал несколько слов.

– Рекс, посвети-ка командирским взглядом, всё ли чин чином, давно таких заявок не рисовал. – Он встал правее и сзади меня, чтобы заглянуть в бумажку и тут я, как говорится, совершил поступок. Нанес вероломный удар вероломному человеку, локтем в солнечное сплетение. Подобное влечет подобное. Рекс вряд ли осознал эту истину, но сложился «уголком». А теперь достаточно было ткнуть основанием ладони в левую боковинку его затылка. «Уголок», опрокинувшись, впилился в пол. Шприц-пистолет подлетел с моей помощью к его шее и, приложившись своим жалом, впрыснул супраэнцефалин.

Сейчас психика Рекса распахнет настежь ворота и будет готово к бесконтрольному некритичному восприятию. За пять минут я должен внедрить в мозг Рекса психопрограмму – вплоть до подробного расписания конкретных поступков. Нас обучали этому в академии – так называемой "зомбификации".